РУБРИКА "ГОСТЬ УФЫ"Любовь Казарновская: свобода без политики и творчество без денег
 - Вы уже несколько раз были в Уфе. Меняется ли публика?
- Я думаю, что ситуация сейчас такая, что народ меняется везде... Время очень сложное, непростое. Кого-то сильно потряс кризис 2008 года. Для кого-то этот кризис продолжается до сих пор и перешел уже с экономического и на духовное состояние. Люди стали беспокойными, нервными, неуверенными в завтрашнем дне. Они не верят в то, что артисты поступают с ними честно, выкладываются на сто процентов. Понимаете, сейчас много внутренних сомнений, комплексов, неудовлетворенности. Это откладывается на всем, в том числе и на восприятии того, что происходит и на сцене, и на информационном поле. Конечно, все меняется. Но, что важно, интерес к классической музыке, к настоящему творцу-художнику, который стоит на сцене, не меняется. И мне очень приятно выступать в Уфе, потому что здесь публика более заточена на хороших исполнителей, высокую филармоническую духовную жизнь. Для таких людей очень приятно работать, потому что понимаешь, что тебя слышат, воспринимают, знают и ждут новых свершений.
- А как вы относитесь к башкирской оперной школе? Есть ли она?
- Для меня есть только две школы - хорошая и плохая, и неважно, речь идет о российской, американской, итальянской или башкирской. Я уверена в этом, и то, что слышу, лишь подтверждает меня в этом мнении. Мне трудно судить о башкирской школе как о школе, я ее не знаю. Но в Башкортостане есть хорошие голоса, которые достойно могут звучать на международных серьезных площадках.
- Сейчас стало модно давать классику в современной обработке. Как вы относитесь к такому новаторству?
- Есть хороший вкус, и есть вкус отвратительный. Есть режиссеры, которые просто хотят самовыражаться, и есть режиссеры, которые идут с композитором, видят личность певца, высоту музыки. Только тогда получается спектакль. Если же они хотят пиариться и заявиться какими-то режиссерскими штучками, показать, как они изгаляются и над певцом, и над партитурой, и над замыслом либреттно-композиторским, вот тогда пекутся уродливые блины. Все идет вперед: жизнь, театр. И не надо бояться, надо смело идти вперед, но с хорошим вкусом, с ощущением стиля, с правильным отношением к тому, что называется настоящим музыкальным театром.
- Вы как-то описали себя как поющую актрису. И подтвердили, сыграв роль оперной певицы в фильме «Анна». А не было желания показать женщину, которая не поет?
- Если попадется роль, где не надо играть саму себя, а наоборот, какое-то существо, далекое от искусства, но переживающее большие эмоции, большие страсти, это мне будет интересно. Главное, чтобы были большие страсти. Я сама человек больших страстей, мне нравится играть таких людей. Поэтому если предложат такую роль в кино, где моему темпераменту будет где развернуться, это замечательно.
- Есть какие-то знаковые для вас партии?
- По большому счету их много. Это и моя Татьяна из «Евгения Онегина», первая и обожаемая мной роль. Саломея Штрауса. Тоска и Манон Леско Пуччини. И Кармен - я никогда не «делала» ее на сцене, но всегда пою в концертах. Это действительно мой характер. Он мне близок, понятен, чувствую большую внутреннюю свободу. «Она - вся движение. Она - сама природа. Она - сама жизнь», - как сказал о ней Ромен Роллан.
- Вы были членом жюри шоу «Призрак оперы». Каково быть судьей? И как лучше двигать талант вперед, что больше мотивирует человека - критика или похвала?
- Работа в жюри очень сложна, но благородна. Ты должен не только указать человеку на его недостатки, но и выявить его потенциал, какие-то неожиданные стороны его таланта, помочь ему их развить. Потому что только так человек вдруг угадывает свой путь, дорогу, пусть для публики он покажется неожиданным. Если недостаток очень серьезный, надо мягко на него указать, но сказать очень точно, что хотелось бы получить. По себе знаю, что когда на какие-то «блошки», требующие исправления, указывают люди, которых я уважаю, то я это всегда ценю. Если у человека все в порядке с головой, он не обидится, не встанет в позу, а извлечет из замечаний максимум. Надо очень деликатно судить - помочь лучшее, что есть, вытащить, а худшее убрать.
- Ваш путь именно в оперу тоже был довольно тернист...
- Да, все дело в возрасте. Мне было 16, а на вокальное отделение брали с 18-ти. Но я очень рада, что у меня была возможность учиться на актерско-музыкальном отделении Училища имени Гнесиных. И я несказанно благодарна Богу и судьбе, потому что получила настоящую актерскую школу, которую должен пройти каждый артист. Это дает и сценическую свободу, и умение проживать свой образ, бережное отношение к слову и, конечно, вокальную школу. Как только я повзрослела и педагоги сочли, что готова к серьезным ариям и романсам, сразу стали погружать в этот мир.
- Как вам удается сохранять такой потрясающий вид?
- Это, во-первых, невероятная любовь к своему делу и уважение к своей публике. Когда объемные тети с обликом стареющей примадонны пытаются сыграть 17-18-летних, зал этому просто не может поверить. И ты сам себе не веришь. Главное - соответствовать своим характерам, образам. Должна быть своя внутренняя позиция по отношению к своим ролям. И конечно, как говорила Майя Плисецкая: «Хочешь быть примадонной, не надо жрать».
- Некоторые артисты, например, Анастасия Волочкова и Николай Басков, отказываются от большого искусства и переходят в популярные жанры. Как вы к этому относитесь?
- Я таких переходов не понимаю. Если ты можешь творить на высочайшем уровне, достиг высот в своей профессии, ты имеешь право на эксперимент. Главное, чтобы он был со вкусом и здорово сделан. Классические музыканты могут включать в свои концерты джазовые мелодии, большие композиторы могут экспериментировать с мюзиклами. Я - за эксперимент, за возможность творить во всех жанрах, но если твое главное дело не страдает.
- Люди искусства уходят и в политику ...
- Художник должен быть свободен от политики, мнений, привязок. Когда я вижу таких людей, то у меня сразу закрадывается сомнение: либо денег хотят, либо власти, либо того и другого. Если они хотят манипулировать сознанием других, то в них намного больше говорит их эгоизм, чем он должен проявляться в художнике. Творец должен быть свободен и полностью отдаваться своему делу. Это полет духа. А художники в политике становятся несвободными. Власть их прикармливает, раздает индульгенции. Я никого не хочу осуждать. У каждого свой путь, свои взгляды на эту жизнь, но я считаю, что зависимый от власти артист перестает быть большим художником, творцом. Это неправда сразу. Я вижу ее. Я не перестаю стараться их уважать как творческих личностей, но они все гаснут, заигрываются в другие игры.
- Видимо, вашей позицией объясняется и отсутствие у вас званий и титулов...
- Да, нет ни одного звания. Дело в том, что, чтобы подать документы на народную артистку, надо обязательно служить в каком-нибудь театре или же заигрывать с властью. Я не делаю ни того, ни другого. Я не прикреплена ни к одному театру. А у Минкульта даже мысли не возникает, что Казарновская давно народная артистка. Когда меня так объявляют перед выступлением, я смеюсь и говорю: «Спасибо большое, что я у публики народная артистка, а не у власти предержащей». Поэтому я даже не переживаю на этот счет. Есть публика, которая ходит на мои концерты и воспринимает меня независимо от наличия наград и званий.
Беседовала Алия АХТАРИЕВА. |
