«Вечерней Уфе» - полвека!

История «Вечерки» пишется из года в год, от юбилея к юбилею. Но, говорят, до сих пор не разгадан секрет ее прошлой популярности. «Представляешь, были годы, когда тираж доходил до 110 тысяч!» - говорил мне Хусаинов. «Было время, уже в 90-е, - вспоминает Докучаева, - и до 150 тысяч подскакивал».

Как же не быть газете популярной, если у ее истоков стояли талантливые, еще молодые журналисты во главе с «лучшим редактором всех времен и народов». У Явдата Бахтияровича Хусаинова был бесценный опыт, который он приобрел, будучи сперва собкором «Комсомольской правды», а затем корреспондентом ТАСС. И там, и здесь ценилось умение добыть редкую и стоющую информацию и оперативно изложить ее в двух-трех предложениях. Вот только одна история, ее рассказывал мне сам Хусаинов.

 Когда в 1965-м он стал корреспондентом ТАСС, уже шла война во Вьетнаме. Каким-то невероятным образом он узнал, что на уфимскую базу «Росткани» привезли вьетнамскую мануфактуру, одним своим видом свидетельствовавшую о масштабах трагедии. Поехал на склад, и там ему показали разноцветные рулоны хлопка и шелка, иссеченные осколками военных снарядов. Эту информацию напечатали во многих странах.

Таких случаев было немало в жизни Хусаинова, он не понаслышке знал цену «нескольким строчкам в газете», всегда чтил работу репортеров. После утренней городской оперативки он торопился к редакционной планерке с ворохом новостей. Потом целый день колесил по Уфе в поисках свежей информации.

 Накануне выхода первого номера «Вечерней Уфы» ему звонили из ТАСС: «Яша, мы надеемся, что за пару лет ты подучишь арабский язык и возглавишь корреспондентский пункт в какой-нибудь стране». «Может быть, когда-нибудь», - вторил он, задыхаясь в цейтноте. Господи, какой дурак откажется от таких перспектив! Только он, задумавший сделать в провинции лучшую газету для вечернего домашнего чтения, к тому же обремененный большой семьей: мама, жена, сестра, сын, дочь.

Дети «оттепели»

Еще во времена собкорства Хусаинов частенько захаживал в редакцию республиканской комсомольской газеты «Ленинец», как он говорил, «отогреваться душой». Там всегда царила необыкновенная атмосфера, работал удивительный молодой народ, которому ничего не нужно было объяснять: все понималось с полуслова. И когда нужно было сколачивать коллектив для новой газеты, он в первую очередь подумал о своих друзьях с Пушкина, 63. Так что лучшие традиции молодежки, ее самые преданные профессии люди, их бережное отношение друг к другу и составили силу и славу «Вечерки». «Оттепель» была давно на излете, но журналисты-шестидесятники успели вдохнуть ее свободолюбивый дух. И даже передать его нам, своим ученикам. Вот что пишет о молодежной прессе эпохи «оттепели» Юрий Коваль, выпустивший в прошлом году уникальную книгу «Они были первыми»: «Она (пресса - Р.К.) позволяла себе своевольничать без оглядки на старших товарищей, коммунистов. Появился спрос на корреспонденции, статьи и очерки, где главным действующим лицом был молодой человек».

Здесь же Коваль рассказывает о своих легендарных коллегах. 

 «Особое место в этой команде занимала Лиля Перцева. Тут никак не обойтись без пафоса, который в наши дни почему-то принято считать дурным тоном. Так вот: Перцева была совестью «Вечерки». Ей достаточно было всего лишь укоризненно посмотреть на коллегу, чтобы он стушевался и почувствовал себя неуютно… Ее отличал неиссякаемый интерес к людям… Читатели ждали ее статей (сейчас их бы печатали под рубрикой «Журналистское расследование»)».

И щемяще-нежное, узнаваемое, родное: «Я заглядываю в ее кабинет и вижу: Лиля сосредоточенно читает очередное письмо, кутаясь в порыжевшее демисезонное пальто (оно было прописано в редакции). В руках хлеб. Южанка, вынужденная жить на Урале (Лиля была из эвакуированных - Р.К.), с неистребимой памятью о голодном детстве».

Об Иване Григорьевиче Тихонове Юра пишет: «Это был журналист, который ради газеты жертвовал собой».

Юрий Дерфель, по словам Коваля, был артистичной натурой. «Ярче всего его артистизм проявлялся в устных рассказах, побасенках. Как правило, это были импровизации на тему. Любую». Дерфель (Юрий Дель) писал замечательные стихи, мог вдруг заговорить по-башкирски где-нибудь в гостях, прекрасно знал Уфу и городские легенды. Уникум, одним словом.

Необыкновенно отзывчивым, добрым человеком была Венера Карамышева. Только ей и можно было доверить школьный отдел и юнкоров. С ней постигал азы газетной работы будущий литературный критик Саша Касымов.

Самым титулованным журналистом Башкирии был Юрий Узиков. За свои краеведческие достижения он был удостоен республиканских премий Салавата Юлаева и Шагита Худайбердина. Не всякий может похвастать тем, что его книги хранятся в Библиотеке Конгресса США. Дочь Владимира Маяковского Патриция Томпсон подарила Узикову свою книгу «с большой признательностью за честные рассказы о матери, рожденной в Башкирии». В «Вечерке» первых лет он руководил отделом партийной жизни.

Ну и, конечно, Анна Сергеевна Татарченкова, всю жизнь возглавлявшая отдел писем. Почти все сотрудники проходили у нее испытательный срок. Мать троих детей, нежных чувств и заботы у нее хватало и на «внебрачных детей» - юнкоров и начинающих журналистов. Как у Карамышевой и «Перцули» (так называли Лилю со времен редактора «Ленинца» Дашкина. Правда, иногда он еще говорил: «Персов»). Перцева была газетной мамой Томы Нефедовой-Рыбченко, Гали Ишмухаметовой и моей. Многих. Не перечесть.

Уфимская Агата Кристи

По первому номеру дежурил Узиков, по второму - Татарченкова. Второго января она пришла в редакцию пораньше - должны были привезти образцы ткани для штор. Их принес почему-то сам зав. отделом пропаганды горкома Сергей Яковлевич Габриелов. Решили получше их разглядеть на свету, подошли к окну, а за ним черный дым валит. Горела гостиница «Уфа», бывшая «Астория», принадлежавшая до революции купцу Зайкову. В этом же здании располагалась до 1973 года «Вечерка». На помощь газете, еще пока неизвестно какой, моментально пришел ректор Уфимского авиационного института Рыфат Рахматуллович Мавлютов, светлая голова, воплощение отзывчивости. Прибежали студенты и мигом перенесли имущество в старый корпус УАИ. Тут же провели телефоны, жизнь редакции продолжала кипеть.

Через год Мавлютов прочитал в «Известиях» о скандале в Горьковском политехе, где партком института устроил гонения на сотрудников кафедры электрических машин, возглавляемую выдающимся ученым Александром Марковичем Бамдасом. На кафедре занимались разработками в области ферромагнитных устройств, иначе говоря, люди работали на будущее. И тут такое! Недолго думая, умный и дальновидный Мавлютов пригласил Бамдаса с его талантливыми учениками к себе в УАИ. Среди них был Семен Валентинович Шапиро, жена которого, Алла Анатольевна Докучаева, стала ответственным секретарем «Вечерней Уфы».

Вначале, как это принято, к ней приглядывались. Что за птица? Но она всегда была приветлива, несмотря на жуткую занятость. Кто не знает, в секретариате - работы невпроворот. Нужно вычитывать материалы, газетные полосы из типографии и чертить макеты следующего номера. Порой Докучаева со своими замами Ковалем и Валитовым забывали пообедать. Спасал кофе с пончиками и пирожными в кондитерской на первом этаже.

Характер - великое дело. Строга, справедлива, слов на ветер никогда не бросает и всегда приходит на помощь. Казалось, бурная журналистская деятельность не приносит ей полного удовлетворения. И она стала писателем. Самая первая книжка про учителей вышла в середине 80-х. Затем появился сборник детективных рассказов. Потом еще, еще и еще. Всего 27! Публицистика и детективы. Если раньше ее прозвище - «Железная леди» - было известно только узкому кругу журналистов, то теперь многие, с легкой руки активного внештатника «Вечерки» - учительницы Софьи Захаровны Болховских, ее за глаза стали называть «Агатой Кристи».

Мост

Я уже говорила, что Хусаинов высоко ценил репортерскую работу. В разные годы в отделе новостей трудились талантливые люди. Но, конечно, репортерами от бога были Володя (Фарит) Шарипов, Саша Терещенко (к сожалению, я его мало помню), Радик Абдуллин и Ринат Файзрахманов (он продолжает работать в «Республике Башкортостан»).

Шарипов был основательным, высококлассным газетчиком. День у него был расписан до минуты. Писал - ни одного лишнего слова. Если порой что-то по производственной необходимости приходилось в его текстах сокращать, то он никогда не выбрасывал эти листочки. Хранил в специальной папке. «Пригодятся, - объяснял он. - Это деньги». А еще он завел картотеку. Ни у кого больше не было, а он создал свою базу данных из самодельных картонок. Задолго до появления в редакции перфокартной системы.

 Ни компа, ни флешек, никаких тебе дисков, даже диктофоны появились только в 90-е. Приходилось больше ворочать мозгами, что-то придумывать. Репортеру «полагалось быть осведомленным, расторопным, вездесущим, общительным и обаятельным журналистом. Именно таким он был…». Это Коваль о Радике Абдуллине.

В этом самом напряженном отделе нужно было держать ухо востро, ребят частенько подстерегали сюрпризы. Недавно Файзрахманов («Файз») рассказал потрясающую историю, произошедшую с ним в 1980 году.

Однажды Шарипов дал ему задание - сделать репортаж в номер с пуска Челябинского автодорожного моста. Значит, надо разыскать фотокорреспондента Володю Осотова, садиться в машину и ехать за город на место события, все посмотреть, взять интервью, вернуться, написать, сдать, а утром вычитать на полосе. Ринат так и сделал, как обычно. Шарипов похвалил и отнес репортаж в секретариат.

На следующий день ни свет ни заря появился Явдат Бахтиярович. «Слушай, что-то там с мостом неладное. Надо бы проверить. Позвони, разузнай». Связаться с мостовиками можно было через коммутатор - у речников или железнодорожников. Ан нет, оба коммутатора почему-то в тот день не работали. Если бы такое случилось сегодня, садись быстро в машину и езжай. А тогда в редакции не оказалось из двух ни одной «Волги». А газета уже на подходе, вот-вот дежурный подпишет: «В свет».

Номер вышел с репортажем. Снова приехал редактор и сообщил: мост-то, оказывается, ночью рухнул! «Теперь вас с Осотовым положено наказать, - говорит Хусаинов. - На первый раз лишим гонорара. Только никому не рассказывайте. Не положено. Меня предупредили».

Первые лица

Система не смогла сокрушить Хусаинова. Вынужденный жить внутри нее, он сумел остаться самим собой, сохранить в себе юношеские представления о добре и справедливости, пережил на своем веку целую вереницу секретарей горкома и обкома. Еще шутили: «Секретари приходят и уходят, а Хусаинов остается». Внешне он с ними со всеми ладил, интересно, как было на самом деле?

Весной 1969-го ему, уже редактору «Вечерней Уфы», позвонил председатель президиума Верховного Совета Файзулла Валеевич Султанов. Нужно было в составе делегации лететь в Москву на торжественное мероприятие - возложение венков к Мавзолею в связи с 50-летием Башкирской АССР. Следовало поставить в известность своего непосредственного начальника - первого секретаря горкома партии Мидхата Шакирова. Тот в своем репертуаре: «Небось сам напросился? Поезжай. Вернешься, расскажешь».

После церемонии на Красной площади подошел к Нуриеву, который уже несколько дней находился в столице, протянул газеты. «Спасибо, я успел прочесть, - сказал Зия Нуриевич. - Ты извини, у меня тут серьезный разговор». И повернулся к председателю Совета Министров Зекерии Шарафутдиновичу Акназарову. На Хусаинова пахнуло свежестью - одеколонами Нуриев пользовался самыми дорогими и умело - ни капли лишнего. Все время ходил в костюмах-тройках, обожал белоснежные рубашки, галстуки терпел лишь во время всяких заседаний и совещаний. Черные башмаки всегда были начищены до блеска. Довольно высокий, полный, прямые длинные черные волосы зачесаны назад. До войны, окончив Институт народного образования, работал сельским учителем, преподавал все предметы подряд. Тогда так было принято, кадров не хватало. В нем соединились широта гуманитарных познаний, крепкая крестьянская хватка и, по отзывам, редкая душевность. Порой к нему приходили просто за житейским советом. Нуриев был доступен. Это в последние годы к важным лицам не прорваться из-за заслонов.

Не успев отойти, Хусаинов невольно услышал обрывок разговора. «У меня все в порядке, - сказал Нуриев Акназарову. - Готовься».

Только приехал в Уфу, звонок - срочно к Шакирову. Принял не сразу. Наконец позвали. Мидхат Закирович снял очки, что означало: «Я сегодня не в духе». Посмотрел сердито: «Плохую газету делаешь. Нигде не бываешь, на мероприятия не ходишь, на стройки не ездишь». «Ну, - думает Хусаинов, - снимать будет». Вдруг спрашивает: «Как там Москва, как Нуриев?» «Черт меня дернул за язык, - раскаивался потом Явдат Бахтиярович, - пересказал все, что слышал на площади. Шакиров неожиданно повеселел, обнял меня за плечи: «Ты уж меня прости, решил подтрунить над тобой. Хорошая у тебя газета». Я вышел из кабинета с мокрой спиной».

Через несколько дней в газетах вышел указ о назначении Нуриева министром заготовок СССР. Его место в обкоме КПСС занял Шакиров. Из претендентов на этот пост, среди которых был и Акназаров, Мидхат Закирович больше всех понравился Брежневу.

Нежные и прекрасные

Наши разговоры с Сашей Касымовым всегда начинались и заканчивались одним и тем же - гречишным полем. Однажды давным-давно, в летние каникулы наши «мамы», Перцева и Карамышева, отправили нас, юнкоров, за репортажем в пионерский лагерь. Доехали на автобусе до Булгаково, долго блуждали по лесам и лугам, пока какие-то тетеньки не показали нам дорогу. До сих пор живет в памяти картина того дня: девочка в розовом с пушистой косой и высокий, худющий, большеротый, воздушный мальчик, бегущие по цветущему гречишному полю.

 О том, каким Саша стал, пишет Коваль:

 «Александр Гайсович был гражданином. Понимаю, как дико сегодня это звучит (мир-то перевернулся), но это так. В редакции городской газеты он, просветитель и культуртрегер, стал заниматься с рабочими корреспондентами, вместе с вузовским преподавателем организовал в Уфе клуб интеллигенции, потом стал издавать литературно-художественный «журнальчик» «Сутолока», который выходил на скромные пожертвования авторов. «Журнальчик» отличался отменным литературным и художественным вкусом, присущим издателю. Обретя силу и уверенность, уфимский журналист стал посылать свои статьи в Москву, и они не затерялись, стали появляться в «толстых» журналах. Критиками Москвы Саша был принят как равный среди равных, что бывает не так часто. Мне всегда казалось, что он был бы весьма уместен на университетской кафедре». Как точно! И, несмотря на серьезные творческие достижения, Саша сохранил в себе детскость и доверчивость натуры, хотя стал отцом троих детей.

С Тамарой Нефедовой-Рыбченко мы подружились в конце 70-х. Тогда она была художником «Вечерки». С планерок выходила всегда расстроенная. Все начинали подсмеиваться, стоило ей заговорить о том, что в газете должен быть «воздух» и побольше линеек. И она поступила на заочное отделение Московского полиграфического института.

 Свое настоящее лицо газета обрела в 80-е. Наступил день, когда Тамара сделала новый макет третьей, самой проблематичной полосы. Думаю, то был первый шаг к «концепции», о которой неустанно говорил Хусаинов. Все последующие годы пятничные и субботние страницы выходили по этому образцу. Мнением Тамары перестали пренебрегать наши зубры. Ведь в Московском полиграфическом она училась у корифеев советской графики, а руководителем ее дипломного проекта был сам Дмитрий Бисти.

Потом у нас начались разговоры об уфимской старине, которые обернулись делом жизни. Тамара написала замечательные книги: «Пляску святого Витта», «Гостиный двор» и «Мариинку». Последняя получила звание «Лучшее издание 14-й Московской Международной книжной ярмарки».

Мои самые прекрасные и нежные. Их уже давно нет. Слишком рано ушли они из жизни.

Золотой век гласности

 «Вечерка» всегда свою главную задачу видела в защите интересов простого человека-труженика. Но пик ее популярности все-таки пришелся на 90-е с приходом гласности. Потом, как оказалось, у этой сладкой свободы слова - сильный привкус горечи. Тогда мы жили в каком-то сумасшедшем ритме. Каждый день происходили невероятные вещи, и мы торопились написать о них. Прекрасное время, которое я называю золотым веком нашей газеты.

В газету влилась свежая кровь - пришли новые люди, появились новые темы и школа обозревателей. Экономикой, а позже промышленностью впервые в истории издания занималась женщина - Галина Ишмухаметова. Уже тогда она начала мечтать о своем журнале. Вы его держите в руках. Только с ее сильным характером и организаторским талантом можно было этого добиться. Журнал «Уфа» выходит уже много лет. Да плюс ко всему полюбившаяся горожанам газета «Уфимские ведомости».

Тогда же началось возвращение храмов верующим. Обозревателем по вопросам религии в «Вечерке» была Татьяна Барабаш, которая позже со знанием дела стала писать о проблемах городского хозяйства, медицины и экологии. Культурные события находились под пристальным вниманием Саши Касымова и Люси Капкаевой.

 У газетных киосков выстраивались очереди за рекламным приложением «Уфимская неделя», тираж которого твердо держался на 300-х тысячах. Как это удавалось его редактору Виктору Савельеву? «Время, сама понимаешь, было трудное, - пишет он мне из Москвы, - страна жила по талонам, денег не хватало всем. Но «Недельку» разбирали «на ура». Мы проводили фотовыставки и конкурсы детских рисунков, мини-туры по парашютному спорту, лотереи, конкурсы «Чемпион по кроссвордам». В те годы призы, даже, покупая за редакционные «копейки», приходилось доставать правдами и неправдами: в дефиците были радиоприемники, утюги, фены и прочая быттехника». А вообще Савельев втайне мечтал о карьере театрального обозревателя.

Напоследок скажу, что всегда восхищалась необыкновенным благородством Юрия Коваля, которого про себя называла «милым учителем». До прихода в журналистику он работал учителем в 19-й школе и прекрасно знал школьную жизнь и своих бывших коллег.

В 1992-м или в 1993-м к Дому печати пришла огромная толпа бастующих учителей. Они требовали повышения заработной платы и считали, что популярная газета должна их поддержать. Кому-то нужно было выйти к ним. Все сходилось на мне, обозревателе по науке и образованию. Но я очень испугалась. Коваль сказал: «Даже не думай. Я сам». И пошел один. Как солдат на передовую. На следующий день в газете вышла его реплика, в которой он написал, что учителя - это передовая часть интеллигенции, всегда принимавшая первый удар на себя, что нельзя требовать кусок пирога, которого нет. Бывшие коллеги тут же объявили Юрия Никифоровича «вне закона» и «несостоявшимся учителем».

Вот так. На этом месте хочется поставить улыбающийся смайлик. А о постхусаиновской эпохе пусть напишут другие.