Легендарному фотокорреспонденту Владимиру Осотову - 80!

Без него «Вечёрка» была бы совсем другой. А он не представлял своей жизни без газеты.

Сын белогвардейского офицера, погибшего в Гражданскую войну, Ксенофонт Павлович Осотов поселился с семьей на «ближней сторонушке» - Цыганской Поляне еще в начале 30-х. До этого жил на хуторе в Иглинском районе. После раскулачивания, опасаясь ссылки, он тут же собрался и уехал в Уфу с намерением затеряться в большом городе. Тогда так поступали многие. Но он забрался еще дальше, на левый берег Белой. Город остался за рекой. На Цыганской Поляне до сих пор так и говорят: «поехал или пошел в город».

В то время никакого каменного моста и в помине, конечно, не было, только плашкоутный. Мост, хотя и новый (его построили в 1938-м из-за появления пятитонных грузовиков), всегда был заполнен деревенскими подводами. Быстрее было добираться до противоположного берега на лодке. На Цыганской лодка была почти у каждой семьи.

Из семерых детей Володя был самым младшим. Уже лет в семь-восемь он сел за весла и каждое утро возил отца в город. Ксенофонт Павлович работал на кабельном заводе. Когда  мальчик возвращался, к нему обязательно подсаживались пассажиры. Так что иной раз Володя привозил домой по целому рублю. А рубль тогда был полновесным.

В те годы на Цыганской люди еще жили воспоминаниями о самом страшном паводке  1946-го, когда огромные ледяные глыбы громоздились на берегу, грозя повалить дома. Тогда же на крышу конторы «Заготзерно» рухнул самолет У-2. Дети бегали посмотреть на небывалое явление. Володя был совсем мальчишкой. Он рассказал мне об этом ранней весной 1996-го, когда мы, корреспонденты «Вечерней Уфы», вместе на его «малой родине» делали репортаж о подготовке к паводку. 

Много чего интересного поведал он тогда. К примеру, о том, как рано научился плотничать. Строились на Цыганской Поляне издавна и много из дерева, принесенного рекой. Человек основательный и любознательный, Осотов до всего доходил сам.

Лет в пятнадцать родители подарили ему аккордеон. Он быстро освоил инструмент по самоучителю, подбирая мелодии любимых песен. Во время половодья, несмотря на занятость и заботы об имуществе (собственность - великая сила), молодежь по вечерам каталась на лодках по затопленным улицам поселка. Королем этих «вечеринок» был Володя.

- Возьму аккордеон, играю, пою… На реке акустика, как в Большом театре, на другом берегу слышно, чуть ли не у Монумента. Хорошо! Ничего лучше весны на Цыганской в своей жизни не помню, - говорил он с улыбкой.

После фенольной катастрофы читатели стали интересоваться состоянием экологии и качеством питьевой воды. Мы с Осотовым бывали на  водозаборах, очистных сооружениях, в разных лабораториях, где проводились анализы воды. В редакции я садилась писать текст, Володя шел печатать снимки. На следующий день «Вечерка» выходила с нашим отчетом на первой полосе.

Однажды мы получили от нашего редактора Хусаинова задание съездить в Новоалександровку, объявленную в начале 90-х экологически неблагоприятной зоной. С 1992-го в поселке начала действовать программа по переселению жителей. Нам предстояло посмотреть на месте, как обстоят дела, и написать об этом. Редакционный водитель Володя Егоров долго возил нас по  безлюдным улицам в поисках хоть какой-нибудь живой души, мимо мрачных заброшенных зданий. Поражала абсолютная, как в сурдокамере, тишина.

Как-то решили разыскать самую короткую улицу города. Подсказали название. Дорога казалась бесконечной. Но Володя Егоров никогда не ворчал. Доехали почти до Шакши. На берегу Белой стояли всего два деревянных дома, в которых жили, по всей видимости, речники. Никого из хозяев не было, поговорить не с кем. Так и уехали ни с чем. Я чувствовала себя виноватой. 

- Еще не так бывает, - стал успокаивать меня Осотов. - Вот я тебе расскажу…

Случай первый

Во время уборочной страды мы с водителем Линаром Хамматовым к одной деревеньке  под Уфой подкатили. Смотрим, а навстречу пацаны бегут, что-то кричат, плачут…  Оказывается, к ним в деревню мальчик из Уфы приехал - у бабушки погостить. Решили костер разжечь. Кто-то возьми, да и брось в огонь пороху. А мальчик руки над костром держал - вот и обжегся. Да так, что вся кожа слезла. Медпункта в хуторке нет. Что делать? Пришлось везти пострадавшего в больницу на Тукаева, а затем к  его родителям. Вот такой репортаж получился.        

Слово за слово он вспомнил еще одну историю.

Случай второй

Однажды мы с Шариповым делали материал из района о том, как в Уфу молоко возят. Стояла весна. Набухли реки: лед вот-вот тронется… По морозцу проскочили мост, а когда возвращались, уже под вечер, то объезжать переправу не стали - большой крюк пришлось бы делать. Решили рискнуть. Дали нам молоковоз «ЗИЛ» с прицепом. Вода уже поверх моста пошла. Пока ехали по мосту (метров тридцать длиной), бревна  под тяжестью колес стали приподниматься: бум-бум-бум... Когда выскочили на берег и оглянулись - моста-то нет! Уплыл.

Да, с мостами явно не везло. Репортеров частенько подстерегали неприятные сюрпризы. В январской публикации я уже писала, что произошло с  Ринатом Файзрахмановым и Осотовым в 1980 году. Завотделом новостей Володя (Фарит) Шарипов дал им задание - съездить на пуск Челябинского автодорожного моста. Все было готово, как всегда, оперативно и четко. Репортаж вышел. Но к ужасу авторов и редактора оказалось, что  ночью мост рухнул. Город об этом не узнал.

Как-то Осотов с  Виталием Чемляковым полетели на вертолете «МИ-4» на химическую подкормку полей. С ними отправился замполит аэропорта Александр Федорович Бобков. В воздухе все было нормально. И вот видят в окошко: мужики внизу бегают и что-то орут, машут руками. Вдруг вертолет стал падать. Чем ближе к земле, тем больше скорость. А летели на высоте 250 метров. Вертолет рухнул на землю хвостом и отскочил, как мячик. Удар был хоть и резкий, но пружинистый. Вылезают из кабины два летчика, Бобков с ходу: «Думайте, что делаете! Авторотацию решили провести, а у нас пассажиры…».

У Осотова много панорамных фотографий Уфы, снятых с вертолёта. «Высоты я никогда не боялся», - говорит он. В ранней молодости занимался в аэроклубе планерным спортом и настолько серьезно, что ему пророчили карьеру инструктора. Вспоминает первый прыжок с парашютом: «Был туман. АН-2 сильно накренился, я улетел за борт. Ищу ногами опору, а ее нет. Вроде потерял сознание. Опомнился, когда дернулся парашют. Всего прыгнул 12 раз. На планерах долго летал». 

Когда планеры перебазировали в другой город, у него был сильнейший стресс. На помощь пришла жена Эля (чудесная Элеонора Фёдоровна). Она купила ему фотоаппарат «Зоркий». Тем самым она подарила ему необыкновенную судьбу, удивительную жизнь.

С Ксенофонтычем, или Дедом (так называли его ребята из отдела новостей), порой происходили и всякие смешные вещи. Едет он однажды по проспекту Октября и видит: на перекрестке мужик из канализационного люка выползает. Чумазый, в тряпье каком-то. Не удержался, щелкнул. Через пару дней снимок «Бомж» украсил газетную полосу. Какой поднялся шум! Оказывается, это был слесарь-сантехник. Пришлось фотографировать его заново, умытого и приодетого, уже на открытие номера.

Из цитатника Владимира Осотова, составленного Р. Файзрахмановым:

«Все суета сует. 

Не умеем жить 

по-человечески»

«Когда серединка сыта, 

кончики шевелятся»

«Хорошо тому, 

кто нас не знает» 

«Сколько в мире 

разных людей!» 

(ценность умозаключения в том, что Ксенофонтыч пришел к нему, не выезжая в Париж и Токио).

 На днях мы разговаривали с Владимиром Ксенофонтовичем, и вдруг он спрашивает: «Как ты думаешь, какой самый мой любимый снимок в этой подборке? Ни за что не догадаешься. Медведь в клетке!». В 80-е он заполонил газету фотографиями из парка Лесоводов Башкирии. Незабвенная Тамара Нефедова-Рыбченко, увидев медведя, воскликнула: «Век свободы не видать!». В 2002 году Тамара редактировала осотовский альбом. Знаю, она, краевед, каких мало, любила его черно-белые фотографии. Они умеют вызвать доверие, как живой документ эпохи.