|
РУБРИКА "КУЛЬТПОХОД" «Чего-то здесь не хватает»
В марте Русский академический драматический театр предлагает своим зрителям пьесу Вячеслава Дурненкова «Экспонаты», ставшую в 2008 году победителем конкурса «Действующие лица» и фестиваля «Новая драма». Режиссер-постановщик остросовременного действа - Игорь Черкашин, уже поставивший в театре популярную комедию «Squat, или Парижская коммуна» и сказку под интригующим названием «ДПЗ-3D».
- В начале сцены ты говоришь тихо - иначе не будет контраста. Рома - ботаник, тихий мальчик, и это первый раз, когда он огрызнется на мать, - настраивает режиссер Алексея Урбановича. (Он влился в труппу русского драма в 2010 году - сразу после окончания Челябинской академии культуры и искусства). - А ты в середине своего монолога начинаешь обижаться, - обращается он к Алине Долговой. - Ну что можно объяснить этим людям, которые даже писателя Шумского не знают? И обиженно заканчиваешь: «Мы любим то место, в котором живем». После репетиции первого и части второго акта Игорь Анатольевич рассказал мне немало интересного. - Игорь Анатольевич, с какими чувствами вы приступили к работе над этой пьесой? - Я ее давно знаю и, когда мне предложили, с радостью согласился - произошло совпадение интересов. Без современной драматургии театр развиваться не может - тогда он превращается в музей. Все-таки зритель хочет видеть постановки, поднимающие проблемы, созвучные ему сейчас. Конечно, Чеховы и даже Вампиловы рождаются не так часто, но при огромном количестве современных авторов среди шелухи попадаются пьесы, за которые хочется взяться. К тому же сейчас очень быстро все переводится, и поэтому мы имеем возможность работать не только с российскими авторами, но и с мировой драматургией. Если раньше, пока пьеса дойдет до российского театрального читателя, пока ею кто-то заинтересуется, могло пройти десятилетие, и за это время пьеса могла потерять актуальность, сейчас все берется практически со стола писателя. - И что из зарубежного вы бы поставили? - В этом театре на малой сцене идет «Squat, или Парижская коммуна» по пьесе Жана-Мари Шевре, удостоенной в 2000 году премии ООН. В Стерлитамаке идет «Оскар и розовая дама» по Эрику Эммануэлю Шмитту. В Псковском театре я поставил пьесу украинской драматургессы Натальи Ворожбит «Демоны», а после работы здесь поеду в Ростов - ставить пьесу этого же автора «Голодомор». И «Экспонаты» - одна из таких пьес, где есть за что побороться, есть живые люди, интересные характеры, интересные мировоззренческие вещи, пограничная ситуация, где зрителю предлагается вместе с персонажами сделать выбор: а как мы вообще собираемся дальше жить? Сейчас под разными предлогами мы действительно начинаем превращаться в экспонаты какого-то сумасшедшего музея - «в наших же интересах» чуть ли не у нас дома устанавливаются камеры наблюдения, личное пространство сжалось до размеров уборной и ванной комнат. Мы живем на виду - и, несмотря на это, ощущаем себя бесконечно одинокими, Интернет дает иллюзию общения и связи с миром, и все чаще люди уходят в эту иллюзию… Разрушаются какие-то основополагающие вещи - такие, как семья. И не говорить об этом в театре было бы неправильно. И Вячеслав Дурненков предлагает все эти темы к рассмотрению, причем хорошим драматургическим языком. - А вообще, часто ли в наших театрах идут пьесы, которые «бьют по больному»? В идеале, конечно, это должно быть в каждом спектакле… - Искусство - штучный товар, а театр - дело коллективное. Иногда при самых высоких устремлениях и больших стараниях результат может быть не такой блестящий, как хотелось бы. Это один аспект. Другой - регион или город, где это происходит. Есть города более театральные и менее театральные. В Иваново я поставил пьесу Алексея Слаповского «Клинч» (там она называется «Дяденька, возьми меня к себе») - и зрители были потрясены. До этого самая острая история у них была - «Валентинов день» Ивана Вырыпаева, которая прошла уже по театральным площадкам всей страны. У них пошел отказ - «не надо нас так больно ковырять, дайте нам что-нибудь такое миленькое, розовенькое». А тот же «Клинч», который поставил в Магнитогорске Сергей Пускепалис - острый, жесткий спектакль - взрывного эффекта не произвел, потому что там зритель более насмотренный. Там и не такое видали. Я думаю, что эта пьеса будет «попадать» в уфимского зрителя. А если бы я ее поставил в Иваново - опять была бы шоковая, болевая реакция. - А более «милые» спектакли вы, наверное, не любите ставить? - Почему? Я люблю ставить комедии. Театр должен быть разным, афиша должна быть сформирована для разного зрителя. Иногда хочется просто прийти и отдохнуть, посмеяться, увидеть что-нибудь легкое, изящное. Я не делю театр на серьезный и несерьезный. Я делю его на живой и неживой. Кто-то, помнится, сказал, что любое искусство замечательно, кроме скучного. И пьесы должны быть разные, и постановщики, и сцены - большая и малая, а главное - чтобы разговор со зрителем всегда был серьезным и честным - без поучений, но и без заигрывания - «Что вам угодно? Мы для вас все сделаем» Это может быть и «легкая» комедия, и жуткая трагедия. И сделано должно быть профессиональной командой. - По-моему, разговор «свысока» часто встречается в советских фильмах… - Конечно, «Сталеваров» теперь можно ставить разве что для капустника. Но как много хороших фильмов - даже несмотря на наличие мощного идеологического пласта. Или вот сколько твердили, что «Горький - пролетарский писатель». А возьмите сейчас любую его пьесу - как вчера написана! Хоть «Вассу Железнову». Абсолютно остро и современно, образы дышат, в них заложено то, что не дает им устаревать. - Вернемся к «Экспонатам»: по-моему, в этой пьесе - все про нас! Интересно, что говорили актеры… - Актеры же вообще остро ощущают время. Через них оно проходит одновременно в разных направлениях, каждый артист - это такой временной перекресток, где сталкивается все. - Сегодня - граф, завтра - житель российской глубинки… - Они просто взялись за работу. И стали задавать мне кучу вопросов. Почему персонаж так себя ведет? В Щукинском театральном училище, которое я закончил, был такой предмет: «Режиссура как практическая психология». То есть режиссер должен понимать, отчего человек поступает так, а не иначе, почему родилась именно эта фраза. Это называется разбор, действенный анализ пьесы. На все вопросы, которые актер задает режиссеру, тот должен иметь ответ - и не просто ответ, а ответить так, чтобы артист загорелся, и ему захотелось это сыграть. - Несмотря на мрачные перспективы, героиня пьесы «Экспонаты» не хочет, чтобы ее сын уезжал из Полынска. По-моему, любящая мать, наоборот, сказала бы: «Уезжай». - Кроме сильных сторон, у нее куча недостатков - и в чем-то мы ее понимаем, сочувствуем, с чем-то - категорически не согласны. Так и должно быть. Идеальный, выхолощенный герой - это неправда. - Сейчас часто звучит мысль, что «настоящих мужчин стало меньше». Вы согласны с этим? - Я согласен. Женщина на себе тащит очень многое. Буквально на наших глазах за короткое время - лет за 20 - женщина утверждается в профессиях, которые считались чисто мужскими: все больше женщин-депутатов, глав государств, женщин-режиссеров, действительно по-настоящему интересно мыслящих и владеющих этими мужскими профессиями. - Например? - Если брать старшее поколение - Галина Волчек и Генриэтта Яновская, молодое - Нина Чусова, Ольга Субботина, Наталья Черных, среди драматургов - Наталья Ворожбит, Ольга Мухина, Елена Гремина - они пишут очень приличные пьесы, побеждают на конкурсах. Вот недавно в аэропорту Домодедово при взрыве погибла очень молодая - всего 29 лет - талантливая Аня Яблонская, которая прилетела в Москву из Одессы получать первую премию на конкурсе. А мужики… То ли из-за нашей «русской болезни», то ли из-за того, что жизнь становится все более сложной и непонятной - «правила игры» меняются чуть не каждый день, то еще из-за каких причин все больше становится инфантильных мужиков. Все чаще по телевидению мы видим не мужиков вообще! Просто засилье уже какое-то. Вот вам разные стороны той же демократии: в Америке почти в половине штатов в свидетельстве о рождении пишут не «мать» и «отец», а «первый родитель» и «второй родитель» - чтобы не обижать семьи сексуальных меньшинств. И это навязали нормальным семьям. В Голландии таким парам разрешили венчаться. Это богопротивное дело. А в этой пьесе не зря все зовут героиню «Гена», хотя ее имя - Ангелина. Она же прет на себе и семью, и все. - В Стерлитамакском театре несколько лет шла ваша пьеса «О-Цуру - журавлиные перья». Как вы обратились к японской тематике? - Это пьеса по мотивам цикла сказаний о девушке-журавле. Девушка превращалась по ночам в журавля и ткала полотно из своих перьев - удивительное легкое и красивое - для своего любимого. Ничего другого она не могла ему подарить. Это в традициях японского народа: там ручная ткань очень ценится, даже не с утилитарной точки зрения, а как искусство - точно так же, как в Японии и Китае существует искусство каллиграфии. Руки девушки добивается злой колдун: ведь внутри него постоянно горит огонь, причиняющий ему страшные мучения, и это прекратится только в том случае, если О-Цуру согласится стать его женой. Естественно, О-Цуру ему отказала, а он продолжал ее добиваться и очень хотел заполучить ткань, которую она соткала. Поэтому эту ткань нельзя продавать. А молодой человек, которого любила О-Цуру, оказался очень ревнивым товарищем - и продал ткань, чтобы купить меч и сразиться с колдуном. И был убит. Тогда О-Цуру пожертвовала собой, чтобы воскресить его - и навеки обернулась журавлем. Ее возлюбленный воскрес, осознал, что он натворил, и попросил прощения у небес. А еще он попросил дать ему крылья - и он тоже превратился в журавля. И в конце жители деревни смотрят на небо и говорят: «Они вместе»… Я старался воссоздать и всю эту японскую экзотику - костюмы, пластику, а Юра Прялкин - царство ему небесное - написал замечательную музыку. Спектакль шел несколько лет. И когда колдун убивал героя, зрители плакали. - Видимо, вот такой любви нам и не хватает… - Наверное. Любви всегда не хватает. В театре говорить о любви - это замечательно. Причем о разной любви. Рубен Симонов говорил: «Я любую роль сыграю замечательно, в которой есть слово «Мама». А здесь - в «Экспонатах» - тоже история жесткая - но есть молодая пара, и этим светом освещено все действие. - А можно узнать что-нибудь о вашей семье? - У меня по нынешним российским меркам семья большая: жена и двое детей. Сын учится на третьем курсе на режиссера телевидения. Дочери скоро исполнится 9 лет. Мои родители познакомились в геологоразведочной экспедиции. Папа был буровым мастером, я родился на Дальнем Востоке. Потом он стал художником, а мама пробовала себя в скульптуре малых форм. - Какие характеры вы в большей степени видите вокруг себя? Если ли преобладание чего-то над чем-то? - Нет. Каждый человек сам по себе - Вселенная. - Тогда что мешает каждому герою этой пьесы и каждому дееспособному русскому заниматься делом? - Думаю, это какое-то коллективное бессознательное. Наследие нашей прежней эпохи, когда за любую инициативу били по рукам. Цеховиков, которые шили джинсы, сажали! Все должны были ходить в штанах и трусах одной и той же фабрики. Селекцию проводили долго. Вот мы и имеем то, что имеем. Сейчас молодежь более активна, но государство устроено таким образом, что «молодым - дорога» только на словах, а на деле самая большая безработица - среди квалифицированной, дипломированной молодежи. Найти работу им очень сложно. - Я сама с этим столкнулась. Еще здесь идет речь о том, что мы позволяем памятникам прошлого уйти. Гордимся своей историей только на словах. - У нас такое издерганное время, где намешана масса как хороших, так и отвратительных вещей. Например, всю старинную часть Нижнего Новгорода практически уже уничтожили. То там загорится, то здесь - и понятно почему: сразу на месте деревянного домика с резными наличниками появляется офис - бетон, стекло... Так же в Костроме. А сколько сюжетов по телевизору: стоит старинная усадьба, ей нет цены, но у государства нет денег на восстановление, а отдать в частные руки не велит закон - и она разрушается. И разрушится, и исчезнет. А с такой же точно идеей, как в этой пьесе, уже выступили в Костромской области: создана усадьба-заповедник, «жители» которой занимаются ремеслами, резьбой по дереву, ковроткачеством, кружевом, еще чем-то… живут они в другом месте, а туда приезжают как бы на работу. И туристы приезжают на это посмотреть. - Я видела американский фильм о такой же старинной ферме. - В пьесе со стороны организаторов это, конечно же, профанация, такая матрешечность и лубочность: рассчитано на иностранных туристов, которые полагают, что у нас все играют на балалайках и едят только деревянными расписными ложками. Но… иду я как-то по Питеру, вижу - написано: «Советская столовая». Самогон, соленый огурец, рассольник, «Беломор», все оформлено в стиле соц-арта - переходящие вымпелы и так далее… И стоит этот самогон как шотландский виски. Такие же вещи появляются и в Москве. Если раньше делали трактиры с половыми в русских рубахах (а в Таллинне - подвал с рыцарскими доспехами, бочками и дубовыми столами), то сейчас огромный спрос именно на советскую эпоху - историю и образ жизни. Ностальгия. И спектакли такие появляются - например, «Песни нашего двора» Марка Розовского, идущий в театре «У Никитских ворот». Там и сюжет-то не особо выстроен, а он пользуется колоссальным успехом. - Такая тоска по советским временам? - Не все там было плохо. Там были замечательные вещи, которые, к сожалению, в наш сегодняшний день не перекочевали. - Что именно? - Ну хотя бы наши заброшенные, никому не нужные дети. Раньше была пионерская организация, комсомольская, октябрята, походы, собирание макулатуры, другие полезные дела… Да, были перегибы - но ведь детьми целенаправленно занимались. Сейчас ребенок в школе никому не нужен вообще. Отчитали - и иди домой к чертовой матери, и только обвиняют - мол, родители еще чего-то не сделали. Музыкальные школы и кружки хотят перевести на «самоокупаемость» - вплоть до школьной реформы, после которой останется 3-4 обязательных предмета. - Система образования - это единственное, что я бы не трогала. Но мы только что говорили о проклятом советском наследии… - Просто не надо было снова «до основанья, а затем». Нам это свойственно. А на пепелище строить сложно. - Вот и у семьи Зуевых страшные легенды о своем прошлом... - И у другой семьи тоже. Вот поэтому такие непростые люди и такая история, где есть над чем подумать. Ответов мы не даем. Театр не призван давать ответы. - Как вы оцениваете то, что было показано сегодня? Для меня это уже готовый спектакль. - Это еще не спектакль. Это процесс. Нужно более точно выстраивать взаимоотношения, искать нюансы, интонацию, темпоритмические вещи наладить - чтобы не было, где не нужно, спадов и где не нужно - подъемов, чтобы было организовано как хорошее музыкальное произведение, чтобы к ключевому моменту не терялось внимание зрителя - масса вещей, которые необходимо докрутить, довинтить, прояснить - это и есть самая тонкая и сложная работа. Когда кажется, что спектакль уже готов, - тогда-то и она и начинается. Рояль уже стоит - и тут приходит настройщик. - Вы свободный художник - то там поставите, то здесь… Почему? Не хочется осесть? - Я восемь с половиной лет был художественным руководителем Русского драмтеатра в Стерлитамаке. Хотя и тогда выезжал ставить. Когда в собственном театре уже все отлажено, и артисты понимают тебя с полуслова - дрябнут мышцы. Ты только сказал «А» - а они уже все поняли. Когда другой город, артисты тебя не знают - ты вынужден каждый день идти как в бой. Затрачиваешься гораздо больше, и это держит тебя в тургорном состоянии, укрепляет творческие мышцы. Я предлагаю театрам что-то - они либо соглашаются, либо предлагают свое, и если мне интересно - я соглашаюсь. Например, есть небольшой театр в Ростовской области, в городе Новошахтинске. И я с удовольствием с ним работаю, потому что не так часто тебе предлагают поставить «Чайку». Обычно приглашенный постановщик ставит кассовую комедию. Но если выбирать между Рэем Куни и Чеховым - я выберу Чехова. Таким образом, я поставил там «Чайку», «Поминальную молитву» и спектакль по рассказам Шукшина. «Поминальная молитва» осенью 2010 года получила Чеховскую премию губернатора Ростовской области.
Екатерина КЛИМОВИЧ |
|
|