ГЛАВНАЯ
О ЖУРНАЛЕ
АРХИВ НОМЕРОВ
РЕКЛАМА В ЖУРНАЛЕ
КОНТАКТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
ГОСТЕВАЯ КНИГА

СОБЫТИЕ МЕСЯЦА

Ждем День республики
В День республики уфимцев и гостей города ждет разнообразная программа.
Спортив...


Эстетика с рождения
Акушерское отделение Городской клинической больницы №3 возобновило свою работу. ...

Нашей славе - 150
В Уфе состоялись юбилейные мероприятия в честь 150-летия Михаила Нестерова. В Башки...

Ярмарки снижают цены
Сельскохозяйственные ярмарки в Уфе побили ценовой рекорд.
Стартовали ярмарки в...


Мотоциклы - детям
В Уфе открылась детско-юношеская спортивная школа по мотоспорту. Располагается о...

Раннее тепло
Впервые в истории Уфы отопительный сезон в городе начался 17 сентября.
Традицион...


Мустай остается с нами
20 октября Мустаю Кариму исполнилось бы 93 года. В следующем году на улице Кирова до...

Мельпомена ждет
Любителям театра есть куда пойти уже сейчас: в Уфе открылись четыре театра - Башки...

Спасибо Президенту!
Дольщики, купившие квартиры в доме по адресу Мушникова, 17, наконец, празднуют ново...

Сколько читают уфимцы?
Городской конкурс «Лето и книга» собрал в этом году 1240 участников. В рамках подгот...

Почта отмечает
9 октября уфимскому почтамту исполняется 55 лет.
Хотя история уфимской почты нач...


Кросс всем
В девятый раз в Уфе прошел «Кросс нации».
Формат всероссийского дня бега в этот р...


Ретрокалейдоскоп
430. 4 (14) октября 1582 г. по распоряжению папы Григория XIII вводится новый (григориански...




     №10 (131)
     октябрь 2012 г.




РУБРИКАТОР ПО АРХИВУ:

Нам 20

Дневник мэра

НАШ НА ВСЕ 100

ЛЕГЕНДЫ УФЫ

СОБЫТИЕ МЕСЯЦА

СТОЛИЧНЫЙ ПАРЛАМЕНТ

КРУГЛЫЙ СТОЛ

АВГУСТОВСКИЙ ПЕДСОВЕТ

РЕПОРТАЖ В НОМЕР

КУЛЬТПОХОД

ЭКОНОМКЛАСС

НЕЖНЫЙ ВОЗРАСТ

КАБИНЕТ

ARTEFAKTUS

ДВЕ ПОЛОВИНКИ

ЧЕРНЫЙ ЯЩИК

МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

УФИМСКИЙ ХАРАКТЕР

РОДОСЛОВНАЯ УФЫ

СВЕЖО ПРЕДАНИЕ

ВРЕМЯ ЛИДЕРА

БОЛЕВАЯ ТОЧКА

ЭТНОПОИСК

ГОРОДСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

ПО РОДНОЙ СЛОБОДЕ

ДЕЛОВОЙ РАЗГОВОР

К барьеру!

НЕКОПЕЕЧНОЕ ДЕЛО

Наша акция

Благое дело

ТЕНДЕНЦИИ

ЗА И ПРОТИВ

Облик города

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

СРЕДА ОБИТАНИЯ

ДАТЫ

МЕДСОВЕТ

ИННОВАЦИИ

ШКОЛОПИСАНИЕ

ВЕРНИСАЖ

ЧИН ПО ЧИНУ

Коренные уфимцы

ГЛАС НАРОДА

Семейный альбом

ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ

75-летие победы

Дети войны

ЕСТЬ МНЕНИЕ

СДЕЛАНО В УФЕ

Городские проекты

Человек и его дело

Архив журнала

Учитель года-2022

Слово мэра

450-летие Уфы

Прогулки с депутатом

То время

Мотиватор








РУБРИКА "СВЕЖО ПРЕДАНИЕ"

Из древней дальности и неизвестности


Мачеха
Сколько помню, бабье лето в Уфе всегда запаздывает. Теплая солнечная погода устанавливается в последнюю декаду сентября. Бунинский «сухой блеск» осеннего солнца начинает еще больше золотить Софьюшкину аллею. И наступают Аксаковские дни. В этом году, как только они закончатся, 1 октября исполнится 300 лет со дня рождения Петра Ивановича Рычкова, первого историка Уфы. Не все знают о том, что Аксаков и Рычков - родственники. Правда, начало этого родства далеко не простое и не радостное.

«В городе Уфе, где постоянно находилась воеводская канцелярия, постоянно жил товарищ наместника, коллежский советник Николай Федорович Зубин, человек умный и честный, но слишком нежный и слабый, - пишет Сергей Тимофеевич об этой истории в «Семейной хронике». - Он овдовел, и у него осталось трое детей: дочь Сонечка, двенадцати лет, и два малолетних сына. Отец любил свою Сонечку страстно, да и как было не любить такую красавицу и умницу, которая, несмотря на свой детский возраст, скоро сделалась ему подругой и помощницей по домашнему хозяйству. Года через полтора после смерти первой жены, горячо им любимой, выплакав сердечное горе, Николай Федорович успокоился и влюбился в дочь известного описателя Оренбургского края, тамошнего помещика П.А. Рычкова, и вскоре женился. Молодая жена, Александра Петровна, умная, гордая, красивая, овладела совершенно нежным сердцем вдовца и возненавидела его любимицу, свою молоденькую, но уже прекрасную падчерицу».
Ну, а дальше все, как в сказке. Мачеха превратила Сонечку в чернавку-замарашку, всячески издевалась над ней. Девочка была близка к самоубийству. «Но исполнилась мера долготерпенья Божьего». Александра Петровна родила сына Николеньку и вскоре умерла. Перед смертью она покаялась перед падчерицей, просила прощения и умоляла не оставить ее детей. Сонечка, добрая душа, конечно, и простила, и обещала все исполнить.
Все так и происходило в жизни и детстве матери писателя Марии Николаевны (Сонечки), а Зубин - это ее отец, подполковник Николай Семенович Зубов. Аксаков не стал менять имени дочери Рычкова, лишь слегка переделал инициалы самого «описателя». Архивные документы, найденные в свое время краеведами Георгием Федоровичем и Зинаидой Ивановной Гудковыми и о которых они пишут в своей книге «С.Т. Аксаков. Семья и окружение», свидетельствуют о благородстве и истинной доброте Марии Николаевны Зубовой-Аксаковой. Дочки Александры Рычковой, Надежда и Екатерина, выросли, окруженные заботой и любовью старшей сестры. Николенька умер еще в детстве. Когда в 1808 году старшие братья Зубовы, отставной майор Сергей Николаевич и капитан Александр Николаевич, исполняя волю покойного отца, выраженную в духовном завещании 1789 года, разделили между собой наследство, они выделили законную долю своим младшим сестрам. Мария Николаевна в разделе не участвовала, то, что ей причиталось, она уже однажды получила в качестве приданого.
А еще Аксаков вспоминал, что в 1806-м родители вместе с Надеждой и Екатериной переехали в Казань, где Мария Николаевна выдала их замуж за офицеров-дворян. Надежда стала женой подпоручика Дмитрия Александровича Леонтьева, мужем Екатерины являлся поручик Макаров. В середине XIX века, отмечают Гудковы, в списке казанских дворян числился Николай Дмитриевич Леонтьев. «Не сын ли это Надежды Николаевны Зубовой?» - вопрошают краеведы. Им, конечно, хотелось знать, как сложилась судьба внучек знаменитого историка.
В 1805-м в Казани (видимо, до переезда туда всей семьи) Сергей Тимофеевич, студент Казанского университета, встречался с Надеждой Николаевной, тогда незамужней. «В одно скверное осеннее утро получил я записку от моей родной тетки Н.Н. Зубовой, которую очень горячо любил, она жила тогда в доме В-х, и я часто видался с нею. «Милый мой Серж (писала она), сегодня в шестом часу после обеда приезжай к нам в мундире и со шпагой. Сегодня у нас свадьба: ты шафер у Лизы, будешь ее обувать и провожать в церковь».
Так что последующие поколения семьи не держали зла на мачеху Александру Петровну, а Мария Николаевна с лихвой сдержала обещание, данное у смертного одра.
Рычков ничего не мог знать о неблаговидных поступках дочери. Он умер за год до ее свадьбы. Сын вологодского купца, сплавлявшего лес по Сухоне и Северной Двине до Архангельска для вывоза его за границу и в конце концов разорившегося, стал потомственным дворянином в сорок лет - на это ему давали право чин коллежского советника и, конечно, слава «Ломоносова Оренбургского края». Петр Иванович писал: «Род и призванье Рычковых исходят из древней дальности и неизвестности».
В конце XVIII века споры между старыми и новыми дворянами все не затихали. От этого вчерашние простолюдины чувствовали себя не в своей тарелке, тушевались, совершали, что называется, faux pas, как это произошло, возможно, с Александрой Петровной.
Новые дворяне
Стоит рассказать еще об одном человеке, вероятном очевидце событий тех давних дней. Рычкова умерла в 1783-м, а Григорий Степанович Винский очутился в Уфе в 1780-м. Это была интересная личность. Когда Мария Зубова решила заняться воспитанием своих родных братьев, Сергея и Александра, «она отыскала (как следует из той же «Семейной хроники») для них какого-то предоброго француза Вильме, заброшенного судьбою в Уфу, и какого-то полуученого малоросса В-ского, сосланного туда же за неудавшиеся плутни». Это не совсем так. В действительности Винский всю жизнь усиленно занимался самообразованием, учился когда-то в Киевской духовной академии, потом в Санкт-Петербурге служил в лейб-гвардии Измайловском полку. Обвинили его в умысле на казнокрадство, больше года продержали в Петропавловской крепости, лишили чинов и дворянства и отправили на вечное поселение в Оренбургский край. Григорий Степанович уверял, что пал жертвой интриг. Был прощен при Александре I. Век свой доживал в Бузулуке, время от времени навещая дочь, жившую в Астрахани. А в уфимской земле давно упокоилась его жена, милая Лорхен, которая совсем юной, подобно декабристке, последовала за мужем на край света.
Годы ссылки не прошли для Винского впустую. Он вошел в историю русской литературы как один из лучших авторов провинциальной мемуарно-автобиографической прозы второй половины XVIII века. Все, что он увидел в русской глубинке, зло и с комизмом описал в своих записках «Мое время». Служил «бродящим учителем», как он себя называл, был гувернером во многих известных уфимских и оренбургских домах. Учил дворянских недорослей истории, географии, литературе и французскому, а заодно с сарказмом присматривался к жизни взрослых обитателей барских усадеб. И Рычковых он, хотя бы в память о Петре Ивановиче, не пощадил.
Как-то Винского наняла одна из дочерей Петра Ивановича Рычкова, вдовая Марья Петровна Толстая, которая с матерью, сыном и сестрами проживала в Спасском. Он согласился, взял с собою Лорхен. Это был год спокойной жизни в удобном просторном флигеле. Но и тут колкий насмешник нашел, над чем подтрунить.
«В каменном доме жила старая барыня (Елена Денисовна, вдова
П.И. Рычкова). С нею вместе обитали дочери: вдова Марья Петровна Толстая, которыя сын был моим учеником, и три девицы Анна, Агриппина, Прасковья… Она, дочь ея вдова и я составляли ежедневную партию (в карты. - Авт.). Василий Петрович Рычков, сын старыя барыни, хотя отдельно живший, по частому своему быванию с семьею, имел великое влияние на весь дом. Он осыпал меня сначала учтивостями и ласками, но скоро заставил вкусить самых горьких неприятностей, по родной своей запальчивости и тщеславию. Сия последняя добродетель, можно сказать, всей семье была общею; ибо они, будучи не из старого дворянства, а по одному Петру Ивановичу, их отцу, во всех своих поступках, делах, даже речах, являли, как будто они боятся урониться».
Особой нагрузки у Винского не было, потому что в Спасском «за учением несильно гналися; нравственностию, дабы я не поселил в детях чего-нибудь несообразного с правилами нового их дворянства, занимались сами родители; дичи было крайнее изобилие; выезд свободный; карточная игра, иногда скучная, пополняла малые наши доходы; словом, мы тут жили удовольственно».
Ознакомившись с записками, историк и писатель Александр Тургенев, брат декабриста Николая Тургенева, заметил, что Гоголь со своими «Мертвыми душами» счел бы творение Винского сущим кладом для себя. Впервые записки вышли в «Русском архиве» только в 1877 году.
Можно допустить, что Винский слишком предвзято отнесся к рычковской родне и в нем взыграла обида бывшего дворянина, незаслуженно утратившего сословное преимущество перед новоявленной знатью.
Среди потомков Рычкова было немало достойных людей, верой и правдой служивших Отечеству. Любимцем и гордостью Петра Ивановича был самый старший сын (детей было много от двух браков) Андрей, который уже в четырнадцать лет был пожалован в офицеры. Случай в общем-то обыкновенный для многодетных дворянских семей. В 35 Андрей Петрович стал полковником и комендантом Симбирска. Он был типичным служакой екатерининских времен, но все отмечали его доброту, щедрость и отвагу. Совсем молодым Андрей Рычков женился на дочери симбирского помещика Фионе Роготовой. Отец подарил ему специально купленную землю на речке Савруше. Это нынешнее село Рычково. Вместе с 15-летним сыном Петром, прапорщиком русской армии, Андрей Петрович участвовал в бою с пугачевцами в пригороде Симбирска и был убит. Петр спасся. Его сыновья Андрей и Иван тоже были военными. Иван Петрович, уйдя в отставку в 1832 году, стал предводителем Бугурусланского дворянства и женился на дальней родственнице Софье Николаевне Рычковой, дочери участника Отечественной войны 1812 года и адъютанта военного губернатора, к тому же сына того самого Василия, который так не нравился Винскому.
Обо всем этом я узнала из статьи Инны Зубовой, опубликованной три года назад в «Вечернем Оренбурге». Речь в ней идет о судьбе праправнучки Петра Ивановича - Натальи Ивановны Ободовской, чьи следы затерялись после революции. В заметке упоминается «Родословная потомков П.И. Рычкова», изданная в 1908 году в Оренбурге. Ее составил сын Ивана Петровича и Софьи Николаевны, Константин Иванович, который тогда написал, что самая младшая его сестра Наталья, вдова Николая Ободовского, с 1899 года является директором Оренбургской научной библиотеки. Судя по всему, дама была образованная, ее хорошо знали в Оренбурге. Это она составила первые подробные библиотечные каталоги, была членом архивной комиссии. Потом все думали, что она, как и многие ее родственники, покинула город во время Гражданской войны. Спустя десятилетия, сотрудники Госархива Оренбургской области нашли документ - анкету из личного дела Натальи Ивановны, заполненную ею самою в 1925 году. Родилась в Рычково, училась в гимназии, владеет французским, немецким, английским языками, эсперанто и немного польским. На все вопросы отвечает: «нет», «никого», «не знаю» и т.п. Состоит в переписке со знакомой англичанкой, живущей в Новой Зеландии. Беспартийная, к Советской власти относится корректно и лояльно. Работает заведующей детским и юношеским отделением Центральной библиотеки.
Выходит, осталась Наталья Ивановна в Оренбурге, никуда не уезжала из родного города.
В начале прошлого века был известен еще один неординарный потомок, живший в Уфе под псевдонимом «К.М. Ракай» (надо думать, от имени старшего брата Салавата Юлаева Ракая). Это Константин Михайлович Рычков. Сведения о нем нашлись в Северной энциклопедии. Родился в Усть-Каменогорске в 1882 году, с 15 лет был связан с большевистским подпольем. В 1903-1913 годах отбывал ссылку в Туруханском крае. Вот тут он пошел по стопам великого пращура, стал изучать эвенкийский язык, шаманские обряды, собирал фольклор енисейских эвенков. Подготовил к печати монографию «Опыт грамматики тунгусского языка». В 1914-м журнал «Сибирский архив» опубликовал несколько записанных им эвенкийских сказок о животных. Позже в приложении к журналу «Жаворонок» вышли «Сказки сибирских инородцев» в его литературной обработке. Ракай - автор очерков «Енисейские тунгусы». В Уфе примкнул к валидовцам, был членом Башревкома, возглавлял отдел внешних сношений (считай, был министром иностранных дел). Был арестован в 1920-м после разгрома Башревкома. Пользовался уважением
А.-З. Валиди, который в своих воспоминаниях рассказывает, что Ракая прислали из Москвы налаживать работу почты и телеграфа и он создал БашТА - Башкирское телеграфное агентство. Знал языки, хорошо владел казахским, вообще любил жить среди казахов и башкир. Этим он, кстати, напоминает мне первооткрывателя рисунков в Шульган-Таше Александра Рюмина.
Восточный Петербург
Сегодня с трудом верится, что всего каких-то 300 лет назад (отрезок времени для истории в общем-то небольшой) петербуржцы и москвичи не имели достоверного представления о юго-востоке страны, беспокойных, свободолюбивых башкирцах и о маленьком городке на высоком берегу Белой реки с непонятным, скорее всего языческим названием. Медвежий угол, дикий край, который лучше обходить и объезжать стороной.
Эпоха Великих географических открытий, для европейцев начавшаяся в XV веке, в Россию пришла лишь через два столетия, хотя за 34 года до открытия Колумбом Америки и за 40 лет до путешествия Васко да Гамы в Индию тверской купец Афанасий Никитин совершил свое «хожение» в Персию и ту же Индию.
Система древних дорог, получившая название Великий Шелковый путь, как ни странно, в XIX веке, появилась чуть ли не на заре человечества и пересекала Европу и Азию от Средиземного моря до Китая. Во времена Марко Поло и Афанасия Никитина она еще существовала. Сухопутный путь пришел в упадок с развитием торгового мореплавания. На каравеллах расстояние из Персидского залива до Китая занимало 150 дней, на верблюдах - вдвое больше. Весь средневековый мир грезил об «Индиях», фунт мускатного ореха в Лондоне шел по цене восьми коров. Имбирь, перец, корица и гвоздика тоже стоили недешево. Португальские и испанские мореплаватели искали новые пути в далекую, дивную страну, где «не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном…», где жили пигмеи, сражавшиеся с аистами, и великаны, воевавшие с грифонами.
Под Индией европейцы подразумевали всю Азию и даже весь Восток вместе с Сибирью. Что касается последней, то уже в конце XVI века состоялся поход Ермака, а к 1640 году Сибирь была почти полностью покорена русскими первопроходцами. Но до начала XVIII века никто ничего толком не знал об этом неведомом крае. В 1720 году Петр I поручил исследователю Даниилу Готлибу Мессершмидту из Данцига изучить природу внутренних областей Сибири, откуда немец не возвращался целых семь лет. Зато собрал и привез огромный бесценный материал по географии, ботанике, зоологии, лингвистике. Царь-реформатор, к сожалению, не смог этого оценить, его уже не было в живых.
Благодаря созданным им Академии наук и Кунсткамере российские экспедиции того времени обрели научную направленность. Император жаждал увидеть полную картину государства, его четкие границы, равнины, леса, водоемы, недра, народы, населявшие веками эти бескрайние просторы. Нужна была карта империи.
При Петре появился указ о Первой Камчатской экспедиции, которой следовало выяснить, соединяется ли Азия с Америкой сушей, открыть морской путь через Ледовитый океан в Китай, Индию и Японию. Возглавил поход капитан-командор Витус Беринг. В результате была составлена карта побережья Северо-Восточной Сибири.
Во время Второй экспедиции, или Великой Северной, тоже под руководством Беринга, на карту были нанесены тысячи километров побережья Северного Ледовитого океана. Эта команда работала десять лет, собрала богатейшие сведения, обследовала Камчатку и Курильские острова, добралась до Северной Америки. Поездка обернулась трагедией. После кораблекрушения часть экипажа погибла, в том числе и сам командор. В путешествии участвовал молодой Степан Крашенинников, впоследствии академик. Он стал автором знаменитого двухтомного «Описания Земли Камчатки».
Стоит также вспомнить экспедиции гидролога Федора Соймонова, издавшего атлас Каспийского и Балтийского морей. Первую, рукописную, карту восточного побережья Каспия сумел сохранить кто-то из уцелевших участников похода под началом кабардинского князя Александра Бековича-Черкасского. Эта кампания была организована в 1714 году для поисков торговых путей в Индию. На самом деле речь шла о давно вынашиваемой цели - русском влиянии в Средней Азии с помощью коммерческих и политических связей. Но через три года люди князя подверглись нападению в Хиве, Бекович-Черкасский был убит. С тех пор путь от Каспия до Хивы стал считаться особо опасным. Следовало подумать о другом - от Аральского моря до Бухары.
Вот тут-то и возник сенатский секретарь Иван Кирилович Кирилов, осмелившийся дать государю совет. По преданию, Петр выслушал его внимательно. Как мы знаем, о человеке он судил не по его происхождению, а по способностям и уму. А этот сын подьячего, учившийся в Навигационной школе при Оружейной палате, затем в математической («цифирной»), почитавший картографию и статистику, говорил дельные вещи: во-первых, для дальнейшего продвижения на Восток необходимо склонить к российскому подданству казахов, во-вторых, нужно прорубить «окно в Азию» - построить, например, в степях великий город. Петр приказал Кирилову разработать проект, а тому, кто сумеет уговорить казахов, обещал будто бы миллион.
Предположительно, кириловский план созрел в начале 1720-х, и прошло немало времени, прежде чем правитель Младшего казахского жуза Абулхаир принял решение подчиниться русской короне в обмен на защиту от джунгарцев и подал прошение императрице. Неизвестно, получил ли кто обещанный миллион, но Кирилов засобирался в дорогу, едва Анна Иоанновна 1 мая 1734 года утвердила его предложения.
«В непростое время снаряжалась Оренбургская экспедиция, - говорит докторант Института этнологических исследований имени Р.Г. Кузеева Уфимского научного центра РАН Игорь Кучумов. - Тогда на юго-востоке гигантской империи было неспокойно. Здесь столкнулись интересы многих стран и военно-политических образований. Основатель нашего института член-корреспондент РАН Раиль Гумерович Кузеев отмечал в своей книге «Народы Башкортостана», что в конце XVII - первой половине XVIII веков на огромных просторах Южной, Центральной и Восточной Башкирии, в Зауралье, в бассейне Яика и Волго-Яицком междуречье складывалось близкое соседство и тесное взаимодействие трех крупных этнических сообществ - башкир, калмыков и казахов, и характер этих отношений был сложным и противоречивым. Несмотря на это, соратники Петра I, по-прежнему преданные его памяти и идеям, решились на крупное военно-политическое, экономическое и научное предприятие, которое в конечном итоге должно было вывести страну к тем рубежам, о которых мечтал основатель Российской империи.
Кирилов был назначен начальником экспедиции, которая сначала называлась Известной, а уже позже Оренбургской. Отправились на реку Орь, где планировалось основать город-крепость Оренбург, или Восточный Петербург. Успешный опыт Петра на западе предстояло повторить на противоположном конце империи.
Осуществление кириловского плана непосредственно задело внутреннюю жизнь башкир, которые отныне должны были полностью и политически, и экономически, и культурно интегрироваться в состав Российского государства. Другой причиной активизации политики на Востоке была необходимость создания рудодобывающей и металлургической промышленности на Урале. Башкиры, отстаивавшие свою свободу и право владения вотчинными землями, стали одним из главных препятствий для реализации планов. Поэтому вскоре весь Башкирский край поднялся на борьбу. Восстание
1735-1740 годов было жестоко подавлено. По подсчетам современных исследователей, башкиры потеряли тогда погибшими, казненными, попавшими в рабство и крепостную неволю 12-14 процентов населения.
Насыщенная событиями и полная драматизма жизнь южноуральского региона, его хозяйство и природные богатства довольно быстро стали известны обществу благодаря публикациям Рычкова».
Славный,
трудолюбивый, нелепый
В составе экспедиции был один никому пока не известный, весьма милый молодой человек - 22-летний бухгалтер Петруша Рычков. Сам Кирилов знавал его раньше. Тот был у него на приеме в Сенате, еще будучи управляющим Ямбургским и Жабинским стекольными заводами, что под Петербургом. Просился бухгалтером в портовую таможню. Дела у его отца шли неважно, перебралась семья из Вологды в Москву, там Петруша и выучился счетному делу, бойко заговорил по-немецки и на модном голландском. Понравился юноша Кирилову: толковый и грамотный. Помог он ему, дал рекомендацию и со временем вспомнил о нем, подбирая людей в экспедицию. Тем самым Иван Кирилович как бы подправил судьбу Рычкова, не догадываясь, какую яркую звезду готовится он зажечь на небосклоне отечественной науки.
Кирилов, составитель первого российского атласа, был первым учителем. Вторым - Василий Никитич Татищев, ставший начальником экспедиции после Кирилова. Он сперва невзлюбил Рычкова, так как считал, что ему досталось после Ивана Кириловича плохое хозяйство, и усматривал в этом нерадивость бухгалтера. Две недели держал неотлучно на рабочем месте, даже приказал бедного Петра Ивановича заковать в кандалы, и тот безропотно сносил наказание.
Но, как известно, сильная неприязнь иногда порождает великую любовь. Потом, разумеется, Татищев увидел в Рычкове невероятно талантливую личность, самородка. Выдающийся автор «Истории Российской» опекал его, поддерживал, читал черновики первых рычковских трудов.
Еще одним близким другом Рычкова был Герард Фридрих Миллер, академик, крупный историк, археограф и картограф. Он восхищался ученым из провинции, в журнале «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие», издаваемом Миллером, были напечатаны и «История Оренбургская», и «Топография». Переписка их длилась около 20 лет и до сих пор не опубликована. Более 500 писем хранятся в одном из петербургских архивов, но специалисты до них еще не добрались. Считается, что Миллер опирался на традиции немецкой школы критики источников. Возможно, от него у Рычкова строгость и сухость изложения, приверженность к источнику, пространное его цитирование.
В 1759-м Миллер, в то время конференц-секретарь Санкт-Петербургской академии наук, сообщил Петру Ивановичу в Оренбург: «…получите вы диплому о принятии вас в число академических корреспондентов... Вы еще первые в России, которому от нее сия честь отдается». Это была весть об избрании Рычкова членом-корреспондентом. Как сказал об этом сам Петр Иванович, «академия за разные мои сочинения учинила меня своим корреспондентствующим членом». Такого звания до него никто в России не получал. Именно ради Рычкова Михаил Васильевич Ломоносов написал представление президенту Академии наук, графу Разумовскому о необходимости введения, по примеру некоторых других академий, звания «член-корреспондент».
Рычков уже давно снискал славу лучшего знатока «Новой России». «История Оренбургская» (первое название «Известие о начале и состоянии Оренбургской комиссии. Собрано из проходивших по той комиссии и дел в Оренбурге...»), написанная в 1744 году, много лет, подобно запрещенной литературе, ходила в списках. По сути это был отчет о работе экспедиции, содержащий секретную или полусекретную информацию, для печати не предназначенную. Но деловой документ, по словам того же Кучумова, вылился в блестящий исторический труд, написанный так оперативно (как репортаж с места события. - Авт.), что трудно найти что-либо похожее в русской историографии, в том числе и более позднего времени. Этнолог считает, что «История Оренбургская» обладает всеми атрибутами научного сочинения современного типа.
У Рычкова был доступ ко всем документам, в том числе и секретным. Работая в Оренбургской канцелярии, он заведовал перепиской своих начальников, главным образом при Иване Ивановиче Неплюеве, первом губернаторе, который был образованным человеком, учился за границей, ценил своего помощника, ласково называя его «славным». При Неплюеве Петр Иванович получил коллежского советника, за верную службу ему пожаловали немало земли, он построил Спасское, сделался помещиком, заводчиком и стал дворянином.
При первом губернаторе Петр Иванович создал главный труд своей жизни. В 1752-м Рычков возглавлял Географический департамент при Оренбургской комиссии, по его инициативе группа геодезистов под руководством прапорщика Красильникова приступила к составлению новой генеральной карты Оренбургской губернии, а также десяти частных (карты, детализирующие отдельные части территории). Работа закончилась в 1755-м. В качестве пояснительной записки к атласу Рычков написал первую часть «Топографии Оренбургской», которая вместе с картами была одобрена Академией наук и рекомендована к изданию. Когда через пять лет Рычков подготовил вторую часть, первые главы уже вышли в миллеровском журнале.
Топографией в XVIII веке называлось обычно географическое сочинение о какой-либо ограниченной территории со сведениями о природе, населении, торговле, городах и т.п. Петр Иванович, словно художник-монументалист, создал развернутое полотно, на котором изобразил богатейший край, который совсем недавно считался terra incognita. Здесь и природа, и месторождения меди, разнообразные минералы, каменная соль, нефть и гора Магнитная с ее нескончаемыми запасами железной руды. Как отмечают историки, после смерти Рычкова появились описания других губерний, но ни одно из них не смогло превзойти «Топографию Оренбургскую».
До многих вещей он докопался первым. Зимой 1760-го во время поездки на Вознесенский медеплавильный завод узнал о существовании неподалеку большой пещеры. По глубокому снегу в нетерпении и сильном волнении поехал туда. Статья «Описание пещеры, находящейся в Оренбургской губернии при реке Белой, которая из всех пещер, в Башкирии находящихся, за славную и наибольшую почитается» была опубликована опять-таки в миллеровском журнале. Это была самая первая научная работа в России по карсту. Рычков оговорил, что почувствовал в образовании пещеры участие человека. До открытия наскальных рисунков оставалось почти 200 лет. По-башкирски пещера Шульган-Таш. Каповой назвал ее после посещения в 1770 году академик Иван Лепехин, которому запомнился звук неумолчно капающей со сводов воды.
Несомненно, он был одним из первых экологов. Сегодня статья «О сбережении и размножении лесов»
1767 года особенно злободневна: «…от безрассудной рубки и от небрежения во многих уже местах недостаток лесной стал быть весьма чувствителен…». Сетуя на безлесие вокруг Оренбурга, стремясь избежать истребления лесов, Петр Иванович предлагал при строительстве дерево заменять камнем и глиной и в конце концов пришел к мысли об искусственном озеленении.
Повествование о гениальном русском самоучке можно продолжать бесконечно. Чтение его работ захватывает, как хорошая художественная литература. 246 страниц из 336-ти второй части «Истории Пугачева» Александра Сергеевича Пушкина занимает «Осада Оренбурга», или «Летопись Рычкова», написанная Петром Ивановичем в осажденном пугачевцами «Восточном Петербурге». Пушкин назвал его «трудолюбивым». Только губернатор Рейсдорп, омрачивший последние годы жизни Рычкова, небрежно отозвался о нем: «Нелепый».
Как и все выдающиеся люди, он отличался внутренней свободой, смелостью и независимостью суждений, что, возможно, и помешало ему, когда в 1761-м, просидев какое-то время в отставке у себя в усадьбе и написав в назидание своим детям «Записки» («спокойная деревенская жизнь подает мне к тому изрядный случай»), решил вернуться на службу. Довольно долго оставался без работы. Даже императрица не помогла, хотя Рычков побывал у нее на аудиенции. Моральную поддержку получил неожиданно, когда его приняли в Вольное экономическое общество и он стал сотрудничать с «Трудами Вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домостроения». В 1770-м стал начальником правления Оренбургских соляных дел. И тогда же закончил последнюю большую работу - «Лексикон». Как и во всех своих сочинениях, он использовал экспедиционные материалы, личные наблюдения и сведения, полученные от местных жителей. Он прекрасно знал древнюю историю башкир, которую поведал ему старшина минских башкир Кыдрас Муллакаев. «Общность культуры, взаимообогащение - вот чем всегда сильна Россия, Это покорение носило особый характер», - утверждал Александр Рюмин.
«Лексикон» считался окончательно утерянным, но оренбургскому историку П.Е. Матвиевскому удалось его разыскать.
Умер Рычков в 1777-м в Екатеринбурге, куда поехал по новому назначению на должность начальника Главного Уральских заводов правления. Похоронен в любимом Спасском.
И все-таки она моложе!
К концу 1740-х в Башкирии была построена 41 крепость, появилось 39 форпостов и редутов. Оборонительные линии перекрыли пути движения кочевников из Азии в Европу. Как писал Кузеев, традиционные контакты башкир со Средней Азией и Казахстаном были сильно ограничены, а то и разорваны. Зато зародились новые отношения - торговые.
Оренбург успел уже превратиться в крупный центр меновой торговли, которую в 1738-м установил Татищев. Строительство Менового двора было ускорено решением Сената и закончено в 1758-м. Это была крепость, но без рва и пушек, с каменными лавками, трактиром, харчевней, церковью и мечетью.
Сюда с августа до октября стекались караваны из Средней Азии и даже Северного Афганистана. Чего только не было на этом гипербазаре: и золото, и благородные арабские аргамаки, и хлопок, и шелк, и каракуль, и, конечно, пряности… Только в 1748-1755 годах с Менового двора в казну поступило около 50 пудов золота и 4500 пудов серебра.
Башкиры везли в Оренбург зерно, скот, мед и пушнину - наконец они узнали настоящую цену своим куницам, соболям и медвежьим шкурам.
В это время Рычков продолжал заниматься своими канцелярскими делами, порой исполняя даже обязанности губернатора, когда Неплюев уезжал или был занят. Свободное время Петр Иванович посвящал научным занятиям, иногда ездил по губернии, бывал в Уфе. Здесь его, крупного чиновника, предположительно, принимали в доме на Бельской улице (нынешний Дом-музей С.Т. Аксакова) у Николая Семеновича Зубова, который потом в надежде найти семейное счастье женился на дочери своего оренбургского гостя.
Рычков положил начало изучению истории нашего города. Он первым рассказал о предпосылках строительства Уфы, о целях и задачах сооружения Уфимской крепости, о местоположении, названии, первых поселенцах, о древнем городе, существовавшем некогда на месте Уфы. Единственное, не сообщил о дате основания города. Хотя впоследствии многие ученые и краеведы, называя годом рождения Уфы 1574-й, уверенно ссылались именно на Рычкова.
«С первой половины XIX века до нашего времени единого мнения среди исследователей о дате основания Уфы не сложилось, - говорит доктор исторических наук, зав. кафедрой историографии и источниковедения Башгосуниверситета Роза Буканова. - Одни считают, что Уфа основана в 1574-м, другие - в 1586-м. В 70-80-х годах XIX века появился третий, компромиссный подход, согласно которому Уфа была заложена как крепость в 1574-м, а в 1586-м обрела статус города. Эта версия, которая фактически признает датой 1574-й, оказалась наиболее популярной и в наши дни. Она нашла отражение не только в краеведческих исследованиях, но и в научных изданиях. Парадокс в том, что главным аргументом сторонников этой точки зрения является ссылка на Рычкова. Однако ни в одной из своих работ Рычков конкретной даты не приводит. Так откуда же взялся 1574-й? Вот подлинные обстоятельства ее происхождения.
Впервые эта дата появилась в открытой печати благодаря Иосифу Львовичу Дебу, гражданскому губернатору Оренбургской губернии в 1827-1835 годах, который также занимался исследовательской деятельностью. При составлении «Топографического и статистического описания Оренбургской губернии» Дебу использовал топографические описания, хранящиеся в губернской канцелярии. Их было два - Уфимского наместничества (за 1788 год) и Оренбургской губернии (за 1800 год). Составление топографических описаний наместничеств и губерний было общероссийским мероприятием, которое осуществлялось по единой анкете 1783 года наместническими и губернскими учреждениями. Прилагаемая к анкете инструкция ставила перед местными чиновниками конкретные задачи. В частности, следовало представить подробные сведения о населенных пунктах. Особенно много было вопросов по губернским городам, и на них надо было дать четкие ответы. В то время Уфа оказалась центром наместничества, поэтому о ней имеются достаточно полные сведения. Как год основания в документе указан 1574 год с припиской, что город построен по просьбе башкир, «чему минет по нынешний 1788 год 214 лет». Интересно здесь другое: в подлиннике документа именно в том месте, где была указана «спорная» дата, видны явные следы подчистки и исправления. Очевидно, канцелярские чиновники не сразу смогли определить время основания и поэтому решили: если башкиры обратились с просьбой в 1573-м, то город мог быть построен уже в 1574-м. Таким образом, 1574-й впервые упоминается в топографическом описании Уфимского наместничества 1788 года. Автор - чиновник, оставшийся неизвестным. Рычков никакого отношения к этому не имеет. А научно доказанным считается 1586 год».
Что такое двенадцать лет в истории? Песчинка в потоке времени. Но это для нас, простых смертных. А для науки это песчинка, способная перевесить чашу на весах истины.


Рашида Краснова








НАШ ПОДПИСЧИК - ВСЯ СТРАНА

Сообщите об этом своим иногородним друзьям и знакомым.

Подробнее...






ИНФОРМЕРЫ

Онлайн подписка на журнал

Ufaved.info
Онлайн подписка


Хоккейный клуб Салават ёлаев

сайт администрации г. ”фы



Телекомпания "Вся Уфа

Казанские ведомости


яндекс.метрика


Все права на сайт принадлежат:
МБУ Уфа-Ведомости