 |
РУБРИКА "СВЕЖО ПРЕДАНИЕ"По дороге в Мекку
 А ведь так когда-то и было. В первой половине восемнадцатого века Оренбург уже был крупным центром меновой торговли, которую в 1738 году установил Василий Никитич Татищев, воспользовавшись прибытием киргизского хана Нибирса, не замедлившего присягнуть России в верности подданства. Об этом сообщается в приписываемых Пушкину заметках "О Татищеве".
Оренбургский меновой двор был заложен в 1743 году, а в 1751 его строительство было ускорено решением Сената "О постройке каменного двора и таможни за Яиком" и закончено в 1758 году. Это была крепость, но без рва и пушек, площадью около 40 тысяч квадратных метров, обнесённая стенами. На ее территории находились каменные лавки, трактир, харчевни, а также церковь и мечеть. Торговля проходила ежегодно с августа до октября. К этому времени в Оренбург стекались караваны из Средней Азии и даже из северного Афганистана. Чего только не было на этом громадном рынке! Золото и серебро, арабские скакуны, хлопок, шёлковые и шерстяные ткани, каракуль, орехи, фрукты… Только в 1748-1755 годах с Оренбургского менового двора в русскую казну поступило около 50 пудов золота и 4500 пудов серебра.
Бухарские караваны шли не только в Оренбург, но еще в Орск и Троицк. Кто-то уже в первой половине девятнадцатого века не поленился - подсчитал, что каждое лето в эти города прибывало около 27 тысяч верблюдов, гружённых дарами Востока. В свою очередь башкиры везли на меновой двор зерно, скот, мед и пушнину - наконец они узнали истинную цену мехам и медвежьим шкурам. Уральские казаки торговали рыбой, клеем, кабаньими тушами и клыками.
Так что вновь назначенный в 1833 году военный губернатор - генерал-адъютант Василий Алексеевич Перовский застал здесь красочные, пестрые картины народной жизни, разноликую и разноязычную толпу. Это был тот самый Перовский, который все зорко подмечал, с лету мог отличить дурное от хорошего. Однажды генерал, будучи в Уфе, прилюдно похвалил деда художника Нестерова, Ивана Андреевича, в бытность того городским головой: "Тебе, Нестеров, надо быть головой не здесь, а в Москве".
За дела Василий Алексеевич взялся, засучив рукава. В первую очередь занялся политическими ссыльными - и нашёл в этой части немало нарушений законности. Оговоренных арестантов выпустил на свободу, кому-то снизил срок заключения, некоторых перевел на вольные поселения.
Как известно, в сентябре 1833-го Пушкин находился в Оренбургском крае, куда он приехал в поисках материалов для будущей "Истории Пугачева". Остановился Александр Сергеевич на загородной даче губернатора у Архиерейского озера, которую снесли в советское время. Перовский был настолько очарован поэтом, что отдал ему из своей канцелярии все бумаги, касающиеся Пугачева. В сопровождении чиновника по особым поручениям Василий Алексеевич отправил поэта в Бердскую слободу, где когда-то находилась ставка самозванца (в шутку пугачёвцы называли ее Москвой). Там Пушкин разыскал старую казачку Бунтову, с которой жил в свое время Пугачев. "Старуха в Берде" - так называет ее поэт в своих "Оренбургских записях" - рассказала ему много любопытного и спела несколько пугачёвских песен. Об этой поездке Александр Сергеевич не преминул рассказать Наталье Николаевне в письме от 2 октября 1833 года уже из Болдина: "В деревне Берде, где Пугачев простоял шесть месяцев, имел я une bonne fortune - нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобою помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал".
Когда роман был опубликован, одним из первых получил его от автора Перовский. "Посылаю тебе "Историю Пугачева" в память прогулки нашей в Берды, - писал Пушкин в Оренбург, - и еще 3 экземпляра - Далю, Покатилову и тому охотнику… Жалею, что в Петербурге удалось нам встретиться только на бале. До свидания в степях или над Уралом". Покатилов - это атаман казачьего войска, "охотник" - инженер-капитан Артюхов, а Даль - это Владимир Иванович Даль, русский писатель и врач, знаменитый создатель "Толкового словаря живого великорусского языка". В 1830-х годах он переживал творческий кризис и как бы решил начать все заново. Василий Жуковский порекомендовал Даля своему другу Перовскому, и теперь он служил в личном штабе генерал-губернатора и был тем самым чиновником по особым поручениям, с которым Пушкин ездил в Берды.
Посылку с книгами Василий Алексеевич получил в 1835-м, когда голова его была занята невероятно заманчивым проектом. В свое время он навел порядок в военном корпусе, стоявшем в городе и окрестностях. С самого начала его не устраивали условия, в которых содержалось Башкиро-мещеряк-
ское войско, находившееся в его подчинении. Этим войском Перовский, "отец солдатам", очень дорожил. Он не понаслышке знал о храбрости и боевых качествах воинов-башкир. В Отечественной войне 1812 года, участником которой был Перовский, воевали 28 башкирских и 2 мишарских полка, показавшие чудеса героизма, а в Бородинской битве, во время которой Василий Алексеевич был взят в плен, генерал Ермолов с батальоном Уфимского пехотного полка и Оренбургским драгунским полком пошел в контратаку.
Еще в 1798 году в Башкирии была введена кантонная система управления, башкиры и мишари были переведены в военно-казачье сословие. Созданное тогда же Башкирско-мещерякское войско в основном использовалось для охраны Оренбургской пограничной линии, проходившей от реки Тобол до Каспийского моря. Фактически башкирские полки стали частью русской армии, они сражались в русско-турецкой войне 1828-1829 годов (Перовский тоже в ней участвовал), Крымской, ходили в походы и экспедиции в Среднюю Азию.
В 1798-1849 годах башкиры и мишари ежегодно посылали на пограничную линию до 5,5 тысяч человек. Летние и зимние сборы продолжались до полугода. Мало того, что службу войско несло за свой счет - приезжая в Оренбург, служилые инородцы, не имевшие в городе никакого пристанища, вынуждены были еще платить за проживание на постоялом дворе! Возмущенный Перовский решил покончить с этим раз и навсегда. 20 апреля 1836 года из управления Оренбургского военного губернатора уходит циркулярное письмо, адресованное кантонным начальникам. В нем Перовский сообщает о своем намерении "приступить, как скоро откроется к тому возможность и отысканы будут средства, к построению общественного башкирского постоялого двора или Караван-сарая, в котором мог бы останавливаться со всеми удобствами каждый башкир и мещеряк без всякой платы". "С предлагаемым Караван-сараем соединены будут и другие общественные по войску заведения, - пишет Василий Алексеевич. - А между прочим я считаю необходимым воздвигнуть тут же войсковую соборную каменную мечеть, дабы дать приезжим сюда мусульманам все средства к точному соблюдению и исполнению обрядов их исповедания. Извещая об этом по войску, приглашаю я зажиточных башкир и мещеряков вспомоществовать мне при построении упомянутой мечети добровольными пожертвованиями.
Мулла Абдулла Давлетшин, снабжённый от меня особыми видами и сборной шнуровой книгой, имеет поручение объехать все башкирские, мещерякские кантоны и собирать добровольные взносы единоверцев своих, записывая каждое приношение в книгу за подписью подаятеля. Во избежание всяких неуместных толков, нелишним считаю еще присовокупить, что приношения эти совершенно зависят от воли каждого мусульманина и что никаких принуждений в этом отношении со стороны старших и начальников делать не следует".
Уже 21 апреля приписанный к войску мулла Абдулла Давлетшин, получив предписание от Перовского, отправился в свое нелёгкое путешествие. Забегая вперед, скажу, что из поездки он вернулся лишь к осени 1838 года, то есть спустя почти два года. Из-за дальности расстояния он не смог попасть только в три юрта (деревни) 11-го башкирского кантона. Всего ему удалось собрать (в перерасчете на ассигнации) 15895 рублей 95 копеек, за что он получил от губернатора 500 рублей вознаграждения. Летом того же года поступили пожертвования от 12 казахских родов Внутренней орды, правитель которой хан Джангер лично пожертвовал 1500 рублей, а всего поступило 9512 рублей 90 копеек золотой и серебряной монетой. По курсу того времени один рубль серебром равнялся примерно 3,5 рублям ассигнациями.
За те два года, что мулла Давлетшин износил свой бухарский халат, в кровь стёр ноги, почернел от солнца и ветра, но вернулся живой-здоровый, ни разу не подвергшись опасности (Аллах его хранил), в жизни Перовского произошли всякие важные события. Во-первых, прояснился вопрос финансирования стройки. По Высочайшей воле в его распоряжение была предоставлена часть башкирского общественного капитала, куда поступала одна треть суммы от продажи башкирских земель, а также доходы от лесных операций - продажи поташа и шадрика, леса. Эти деньги шли через Башкиро-мещерякское войско. Также для Караван-сарая были направлены средства из Оренбургской почтовой конторы, их собирали за перевозки "почт и эстафет" с содержателей почтовых станций. Во-вторых, Василий Алексеевич определился с проектом. Первый заказ был сделан через попечителя Казанского учебного округа М.Н. Мусина-Пушкина. Ему губернатор послал "программу" - каким ему виделся будущий Караван-сарай: "…дом для войсковой канцелярии башкирского войска, мечеть с минаретом, помещение для приезжающих в Оренбург башкирских чиновников и нижних чинов, мастерские. Все эти строения должны быть каменные, и назначение их заставляет желать, чтобы наружная архитектура приближалась сколь возможно к азиатскому вкусу". Мусин-Пушкин передал письмо архитектору М. Коринфскому, и уже через пару недель эскизный проект лежал на столе у Перовского. Видимо, он не удовлетворил последнего, поскольку "даже мечеть слишком похожа на христианский храм". Ту же программу Василий Алексеевич отправил по старой дружбе Александру Павловичу Брюллову, который и "выиграл конкурс".
Александр Брюллов, архитектор Его Величества, был братом знаменитого живописца Карла Брюллова. В Оренбургском музее изобразительных искусств хранится портрет Перовского кисти неизвестного художника. Сотрудники музея предполагали, что его вполне мог написать сам Карл Брюллов. Возили полотно на экспертизу в Санкт-Петербург, но авторство так и не было установлено.
Такие вот друзья были у Перовского, что не удивительно при его происхождении. Василий Алексеевич был одним из внебрачных детей графа Алексея Кирилловича Разумовского и Марии Михайловны Соболевской (впоследствии генеральши Денисьевой). Родился он в 1795 году, в 1811-м окончил Московский университет, затем школу колонновожатых в чине прапорщика. Один из его братьев, Алексей Алексеевич, прославился на литературном поприще под псевдонимом Антоний Погорельский. Одно из самых известных его произведений - сказка "Черная курица, или Подземные жители". Другой, Лев Алексеевич, был крупным государственным деятелем, некоторое время служил министром внутренних дел.
Что касается "любезнейшего Александра" (так обращается губернатор к Брюллову в одном из писем), по его проектам было построено немало замечательных зданий, среди которых Пулковская обсерватория, Петропавловская лютеранская церковь, Михайловский театр, Гвардейский штаб на Дворцовой площади, летний дворец великого князя Михаила Павловича близ Павловска. Он - автор памятников Ермаку в Сибири и Дмитрию Донскому на Куликовом поле.
Если в своем первом письме Перовский предупреждает друга о том, что "задача довольно трудная, быть может, по ограниченности места", то уже через месяц, вероятно, устыдившись того, что он "стесняет талант…, назначая ему число сажен…", сообщает о своем решении строить Караван-сарай за городом: "… места - сколько душе твоей угодно; одного только не теряй из виду: мечеть должна быть по означенному на плане направлению. Материалы здесь дешевы, но чрезвычайно дороги рабочие и особенно мастера; в этом отношении прошу тебя соблюсти возможную экономию. Если бы ты потрудился дело устроить так, что в бытность мою в Петербурге мог я представить план государю в начале января…"
Во второй половине января 1837 года Перовский и Даль прибыли в столицу. 19-го проект Караван-сарая был подписан Николаем I. Еще какие-то дела задержали их в Петербурге. 27 января состоялась роковая для Пушкина дуэль. Узнав об этом 28-го, Владимир Иванович кинулся на Мойку, где оставался у изголовья умирающего поэта до его последнего вздоха. Не состоялось обещанное свидание "в степях или над Уралом". С тех пор Даль носил, не снимая, перстень-талисман Пушкина, переданный ему Натальей Николаевной вместе с простреленным сюртуком.
Целый год прошёл в подготовке. Специально назначенные из полков и кантонов башкиры занимались доставкой стройматериалов. Дерево сплавляли из Башкирии по Сакмаре, камень и известь возили с Гребенской горы, что в 20 верстах от Оренбурга. Также были сделаны запасы кирпича, угля и маячного камня. В конце мая 1838-го приступили к строительству. В архиве сохранились данные об участии в этом грандиозном предприятии башкир и мишарей за отдельные месяцы 1838-1840 годов. Например, в июле 1838-го работали 430 конных человек и 189 пеших, в июне 1839-го - 668 конных и 270 пеших, в августе 1840-го - 859 конных и 281 пеший. В отдельные месяцы Караван-сарай возводили более тысячи башкир. Это была тяжелая и черная работа.
По смете, составленной Брюлловым, требовалось более 800 тысяч рублей. Перовскому сперва удалось сократить эту сумму больше чем вдвое - прежде всего за счет использования местных материалов. На февраль 1845 года всего было израсходовано 295034 рубля - почти в три раза меньше, чем было предусмотрено Брюлловым. Башкирам и мишарям платили меньше, чем обычным наёмным рабочим. За 1838-1840 годы им было заплачено 1483 рубля 28 копеек серебром. Чуть дороже обошлись золочёная хрустальная люстра на 72 свечи и восемь настенных светильников, а также запасной хрусталь к ним, заказанные Перовским в Петербурге в английском магазине "Никольс и Плинке". На внутреннюю позолоту мечети ушла тысяча рублей серебром. Вызолачивали храм арзамасские умельцы. Шпили для мечети и минарета были куплены у московского купца Макарухина командиром сводного казачьего полка Оренбургского отдельного корпуса подполковником Назаровым. Отделывали и украшали мечеть и минарет искусные русские мастера. Руководили работами военные инженеры Оренбургского отдельного корпуса.
Строительство основного здания было закончено к 1842 году, но уже в 1841-м на верхнем этаже разместилась канцелярия командующего Башкиро-мещерякским войском, получили жильё чиновники и команда башкир в 50 человек, прибывших для несения службы.
В архиве сохранился план Караван-сарая без даты, исследователи относят его к середине 50-х годов девятнадцатого века. На нём второй этаж занят управлением Башкиро-мещерякского войска, в том числе квартирами "заведывающего башкирами", старшего адъютанта и советника. На первом этаже находились, помимо всяких служб и управлений, помещения старшего ахуна и азанчея, комнаты для башкирских мальчиков-чертежников и обучавшихся в уездном и приходских училищах Оренбурга. На плане также указаны казарма для караульной и ординарческой команды и общая башкирская кухня. Согласно замыслу Перовского, было предусмотрено все, вплоть до таких мелочей, как комната для хранения геодезических инструментов, чуланы и ретирады (туалеты). Не были забыты "холодныя службы" - ледники, конюшни, коровник, каретники, сараи для дров, находившиеся в особых - чёрных - дворах. К ним можно было выйти через арки первого этажа.
Всеобщая радость по поводу окончания основных работ (внутренняя отделка мечети и облицовка минарета изразцами продолжалась до 1846 года) была омрачена прибытием из Петербурга фельдъегеря с указом царя об освобождении Перовского от обязанностей генерал-губернатора. Причина увольнения крылась в трагическом исходе военного похода в Хиву в 1839-1840 годах, когда уцелела лишь половина экспедиции. Торжественное открытие Караван-сарая и освящение мечети состоялись уже при новом военном губернаторе В.А. Обручеве 30 августа 1846 года. В Оренбург прибыли муфтий Габделвахид Султанов из Уфы, 300 мусульманских священников, начальники кантонов.
Мечеть и минарет поражали воображение. Они стояли отдельно друг от друга, как это было принято в ранний мусульманский период. Мечети Брюллов придал форму тирмэ (так называлась юрта старейшины, которая ставилась в середине летнего башкирского аула). К такому заключению пришёл в 60-х годах прошлого века известный архитектор, профессор Барый Гибатович Калимуллин, написавший о Караван-сарае маленькую, но бесценную книжку. Он считал, что вообще в ансамбле Караван-сарая отражена схема летнего аула. По преданию, башкиры хотели этого с самого начала, и, возможно, это их желание каким-то образом стало известно архитектору. Брюллов смог силой своего таланта прочувствовать и степь, и башкир, и предназначение объекта - служить домом для воинов. Ведь в нем явственно проступают очертания форта, военного укрепления. Брюллов прекрасно знал башкирский фольклор. Мечеть он украсил орнаментом в виде знаков интеграла и запятых. Все восхищало в храме: мраморные стены, на которых золотой арабской вязью были начертаны выбранные муфтием изречения из Корана, стрельчатые окна с ажурными переплётами и витражами, самая верхняя часть купола, где на синем фоне сияли золотом солнце, полумесяцы и звезды. Прекрасен был и минарет - почти 39-метровая трехъярусная башня, выложенная белыми изразцами. Наверх вела винтообразная каменная лестница из 136 ступеней. Быть может, кто-то поднимался сюда и в тот далекий день, отсчитывая про себя еще не вылощенные ступеньки, чтобы с верхотуры оглядеть все окрест. А вокруг была голая степь.
Создание пейзажного парка вокруг Караван-сарая было запланировано еще во время проектирования. Закладка сада осуществлялась в 1852-1855 годах. Деревья и кустарники доставляли с ближайших башкирских лесных дач, но не ближе, чем за 100 верст. Хвойные деревья брали из Стерлитамакского уезда, из родных аулов башкиры везли уральскую лиственницу, вязы, карагачи, липы, клены, крушину, сирень, жимолость. Все это высаживалось под руководством опытного садовника Лебедева (имя и отчество неизвестны). На чужой почве растения принимались плохо, много их посохло. Тогда подсаживали новые, свежие. Плохо было с водой, которую возили в бочках с Архиерейского озера, что в полутора верстах от Караван-сарая. Несмотря на это, сад находился в исправном состоянии, а со временем превратился в роскошный оазис. Так он выглядит на рисунке 1876 года. Особенно хорош он был весной, когда цвели сирень и жимолость. Парк считался единственным в Оренбурге. В 1870-е городские власти согласились пустить сюда воду из водопровода, провели трубы, и сад еще больше разросся, гуляние в нем было радостью, но пускали туда только "чистую" публику. В 1908 году историк П.Н. Столпянский писал: "Из девственных тогда лесов Башкирии привозили большие сосны, их перевозили в больших кадках, за ними, очевидно, тщательно ухаживали, и они дожили до наших дней". На городской карте 1926 года парк Караван-сарая обозначен как сад Профсоюзов, соседствующий с парком Карла Либкнехта. В 1928-м над садом и самим Караван-сараем нависла угроза. Какому-то идиоту пришла идея соединить два зеленых участка и построить там стадион. До этого на месте захоронения 37 башкирских и татарских красных партизан залили каток. Была снесена ограда перед минаретом и разобран фонтан внутри башни. Как ни удивительно, безобразия прекратились благодаря твердой позиции коллектива Башкирского педтехникума, разместившегося тогда в здании Караван-сарая.
А вообще с 1865 года, когда была упразднена кантонная система управления и распущено Башкиро-мещерякское войско, Караван-сарай начинает терять свое первоначальное назначение - это после стольких дней благоденствия. Ведь был еще второй период управления Перовского (1851-1857 годы), когда, быть может, он уже не был таким энергичным, как двадцать лет назад, но по-прежнему любил звать к себе время от времени солдат-кураистов, чтоб те ему напели сочиненную для него мелодию, которую в народе так и прозвали: "Перовский" и превратили в танец воина и охотника, в танец доблести.
Шло время, менялась история. Караван-сарай переходил из рук в руки. Губернские присутственные места сменились после Февральской революции резиденцией комиссара Временного правительства, в ноябре 1917-го тут побывали большевики, а вслед за ними атаман Дутов. В феврале 1918-го по указанию Ленина народный комиссариат по делам национальностей принял декрет о передаче Караван-сарая "в полное распоряжение башкирского трудового народа". С 1921 по 1936 год в здании работал Башкирский педагогический техникум, подготовивший много кадров для школ республики. Потом сюда въехало военное ведомство, в 1960-м - Управление геологии.
В настоящее время Караван-сарай, оказавшийся теперь фактически в центре города, стоит весь в лесах - идет реставрация. Какой будет дальнейшая судьба национальной святыни?
В 1932-м, как и большинство храмов, мечеть была закрыта и передана техникуму под общежитие. В 1954-м в ней устроили планетарий. На все Божья воля. По словам директора Музея истории Оренбурга Розы Петровны Чубаревой, во время реставрационных работ выяснилось: благодаря тому, что в планетарии была сооружена небесная сфера, закрывавшая всю красоту, росписи и лепнина прекрасно сохранились. В начале 90-х мечеть вернули верующим.
***
Заезжие русские художники не могли спокойно пройти мимо него. Изображения Караван-сарая можно найти и в Русском Музее, и в Историческом, есть они и в Оренбургском областном музее изобразительных искусств, и в Национальном музее РБ. Его любили рисовать ссыльные.
Многие башкирские поэты - и прошлого, и нынешние - написали стихи, посвященные Караван-сараю. Такие, как Шайхзада Бабич, Хабибулла Габитов, Равиль Бикбаев, Ирек Киньябулатов.
Возле его стен проводили часы отдохновения паломники, совершавшие хадж в святые места. Отсюда они хорошо видели, куда им следует идти - Караван-сарай стоит лицом к Мекке. На обратной дороге тоже останавливались здесь - ведь они были почти у себя дома.
Рашида Краснова |
|
 |
