Сто лет спустя

Свой век Елена Александровна доживала неизвестно где и как. Чем-то напоминает она любимицу миллионов женщин - Скарлетт о,Хара. Наверное, редким сочетанием неизбывной женственности с цепкостью ума и железной хваткой в делах. На старых фотографиях, которые месяц назад чудесным образом попали в наши руки, - настоящая русская красавица. Похоже, в ней текла кровь уфимских стрельцов - мать Вера Александровна была урождённой Рукавишниковой.
Привлекательность, наличие вкуса и богатство неизбежно должны были вызывать чёрную зависть и кривотолки. При всём при этом Елена Александровна задавала тон не только в нарядах и причёсках, но и была превосходной хозяйкой - и в своих уфимских особняках, содержавшихся и убранных по последней моде, со столичным размахом, и на своих многочисленных землевладениях.
После смерти в 1900 году первого мужа - потомственного почётного гражданина, купца и крупного землевладельца Василия Епифановича Поносова -  27-летняя Елена Александровна, став богатой вдовой, проявила себя энергичной и властной собственницей. Ещё раньше её побаивались приказчики дальних лесных дач и ближней дёмской фермы. Теперь же она наняла толкового и ловкого управляющего, который вёл всю бухгалтерию и отдавал ей отчёт. Капитал если и не преумножался, то по крайней мере оставался внушительным. Со временем из шести земельных владений четыре были проданы. До последнего, то есть до революции, Елена Александровна держалась за дёмское имение, расположенное неподалёку от железнодорожной станции Алкино, особенно за один из двух его участков площадью 2543,1 десятин. Там находился её загородный дом, где она любила проводить лето с детьми.
Вероятно, рассудив, что ей не удастся потянуть собственное полевое хозяйство и разведение скота, как это было при Василии Епифановиче, Елена Александровна выработала свою хозяйственную политику. Все пахотные и сенокосные угодья сдавались в аренду окрестным крестьянам. Только в дёмском имении водились табуны лошадей - Елена Александровна держала там кумысолечебницу. В 1914 году она сдала этот участок в аренду на шесть лет некоему Поликарпу Фомичу Галушко за 6 тысяч рублей в год. Галушко сеял рожь и овёс, заготавливал сено. Берёзовый лес продавался на выруб. К 1917 году Елена Александровна охладела к любимым местам и перестала вкладывать в Алкино капиталы, но в то же время поместье не было заложено в банке, что было тогда редкостью для уфимских помещиков, и как недвижимость сохраняло значительную ценность. До сих пор потомки тамошних крестьян помнят, кому принадлежали эти земли. Причём добрым словом вспоминают «Поносиху». Прозвище не кажется обидным. Так назвали Леночку сразу, как только она стала женой Поносова. Несмотря на её юный возраст, народ, видимо, почувствовал хватку и сильный характер и признал в ней свою благодетельницу и вершительницу судеб.

Всё сама да сама
По легенде, второй муж Солон Ильич Молло сделал Елене Александровне шикарный свадебный подарок - лучший в городе каменный особняк, этакое белоснежное чудо на Александровской, 4. На самом же деле она купила его себе сама, в кредит у купца-миллионщика Семёна Степановича Манаева. По архивным документам, сделка состоялась в 1908 - 1909 годах, когда она уже давно состояла в браке с Молло и была матерью четырёх сыновей. Особняк на Александровской был приобретён на её имя.
Точные сроки платежей особо не соблюдались, но Елена Александровна держала обязательства, жёсткой рукой вела дела. Суммы вносились аккуратно, даже разрыв с Молло не смог повлиять на взаиморасчёты с Манаевым. Всего к 24 октября 1915 года было уплачено за особняк 20887 рублей 60 копеек из 32620 рублей. В октябре 1916-го Елена Александровна внесла ещё три тысячи, а 3 октября 1917 года, незадолго до залпа «Авроры», она принесла в Госбанк очередные 2895 рублей.
Солон Ильич почему-то не стал приобретать недвижимость в Уфе. Возможно, не планировал связывать собственную судьбу с российским захолустьем или же в тот момент это ему было просто не выгодно. В финансовой помощи, если это было необходимо, жене он не отказывал. Даже после развода Молло передавал средства на содержание сыновей. Во всяком случае, несколько раз крупные суммы за особняк перечислялись через Сибирский торговый банк из Санкт-Петербурга, где проживал Солон Ильич.
Судьба её сыновей сложилась по-разному. Борис Молло, служивший в Белой армии, погиб под Топорниным 27 декабря 1918 года, похоронили его на уфимском Сергиевском кладбище лишь в апреле 1919-го (сделать это раньше не было возможности, так как с конца декабря до марта в городе были красные). Василий Поносов был расстрелян в декабре 1937-го. Первой его женой была Зоя Барсова, второй - Зоя Фукалова. Владимир Поносов стал известным учёным-антропологом. С 1922-го по 1961 годы он жил в Харбине. Уехав в Австралию, обосновался в Брисбене, работал в музее, участвовал в полевых археологических исследованиях Квинслендского университета. Умер в январе 1975 года в Брисбене. Жены и детей не было, всю жизнь прожил холостяком. Евгений Молло сумел выехать из России. Жил в Лондоне, создал единственную в своём роде коллекцию атрибутов русской воинской славы, которую знатоки назвали «уникальнейшим личным собранием, подобного которому нет нигде в мире». Свою страсть к собирательству русской старины относил к тоске по родине. Не раз порывался вернуться в Россию. Женат был на англичанке. До Второй мировой войны у них родились двое сыновей (о существовании третьего мы не знали - Авт.). Всё, что было известно о Евгении, было почерпнуто из двух источников: статьи в журнале «Огонёк» 1986 года, рассказывающей о судьбе зарубежных частных коллекций, и воспоминаний уфимской художницы Тамары Ситниковой, падчерицы Василия Поносова. От неё же были получены сведения о единственном сыне Василия, рождённом в браке с Зоей Барсовой. Василий Поносов-самый младший - был лётчиком и погиб в Великую Отечественную.
Вот и всё. Казалось, пора ставить точку в саге о семье Поносовых-Молло, в которой сполна отразилась история всей России. Потомки Елены Александровны, если они и есть, то где-то далеко и вряд ли знают о том, что их бабушка, которая не была ни актрисой, ни писательницей, ни общественным деятелем, оставила яркий след в памяти уфимцев. Такова была сила обаяния этой женщины, которую современники называли «первой дамой Уфы».

Переводчик
Как выяснилось, точку ставить рано. В августе нынешнего года раздался телефонный звонок. Некто Андрей Александрович Словохотов (предположительно, внучатый племянник нашей героини) сообщил, что собирается приехать внук Елены Александровны. Его зовут Эндрю, он - сын Евгения. Андрей получил по электронной почте письмо от Виктора Шуляка, переводчика из Алупки. Полгода назад Виктор случайно увидел фамилию Молло на сайте журнала «Уфа». С Эндрю Молло он познакомился в середине 1990-х на базе Ялтинской киностудии, где тот участвовал как художник-постановщик фильма «Приключения королевского стрелка Шарпа» с Шоном Бином. Виктор и Эндрю подружились, англичанин часто рассказывал о своей семье, об отце, вместе с которым в качестве исторических консультантов они работали над «Доктором Живаго» с Омаром Шарифом. «Мои русские корни тянутся из Уфы, - говорил Эндрю, - но я никогда не был там. К чему ворошить прошлое? Наверняка там всё быльём поросло».
Ознакомившись с очерком в рубрике «Родословная Уфы» Шуляк понял: нет, не поросло, в башкирской столице сохранились даже дома, принадлежавшие бабушке его английского друга. О прочитанном тут же сообщил в Париж, где известный кинематографист живёт долгие годы. «Еду!» - с жаром воскликнул в ответ Молло.
О существовании внуков-киношников мы, конечно, были наслышаны. Пять лет назад после выхода книги «Родословная Уфы» в редакцию позвонил москвич Александр Словохотов, также считающий себя потомком уфимских дворян. Он-то и подсказал, что живут то ли в Париже, то ли в Лондоне Джон и Эндрю Молло, имеющие отношение к кино.
В июле Александр Словохотов подал добрый знак. Позвонил и предупредил, что в августе приплывает на теплоходе в Уфу. Но встреча не состоялась. Зато через три недели приехал из Крыма Шуляк, внешне сильно похожий на Ивана Бунина первых десятилетий парижской эмиграции. На следующий день встречали уже самого Эндрю и его подругу Чандру.
Безусловно, внук похож на отца и деда. После рождения Бориса и Евгения Елену Александровну окрестили «королевой эллинов». Так и росли вместе: два русых мальчика постарше и два чёрненьких от «грека», как называли Солона Ильича в Уфе. Точных сведений о его происхождении не было.
Первое же путешествие по родному городу отца привело Эндрю в трепет. По его признанию, он попал в настоящую Россию! Случись эта поездка до 1960-х, до съёмок «Доктора Живаго», фильм мог бы получиться более достоверным, хотя русский дух в нём, несомненно, присутствует - ведь Евгений Молло был очевидцем тех событий, что легли в основу романа.

Агент Дрейфуса
Специально для журнала «Уфа» Эндрю привёз своеобразный альбом с семейными снимками, дореволюционными и более поздними. Перебираем, разглядываем.
«Сначала отец служил кадетом в речной флотилии генерала Деникина, - начинает Эндрю свой рассказ о злоключениях отца. - После разгрома армии попал в плен, заболел тифом. Выжил. В Красной Армии была острая нехватка грамотных людей - его взяли телефонистом. Вскоре пошёл на повышение, стал командиром отделения. Узнав, что ему полагается отпуск, написал во Владивосток, где в то время находились его бабушка Вера Александровна с Владимиром. Взяв открепительный документ, поехал к ним. Там ему удалось попасть в международную зону и связаться с отцом. Солон Ильич тогда оказался в Лондоне. Он прислал сыну деньги. Дед родился в 1878 году в Салониках, куда в четырнадцатом или пятнадцатом веке прибило его предков-евреев, изгнанных из Испании. Благодаря греческому подданству, которое распространялось и на детей, ему удалось сесть на корабль, идущий до Марселя. Шёл 1922 год, ему было всего восемнадцать.
Он не раз говорил нам, своим детям, что у него не было близких, тёплых отношений с матерью. Да и у Василия и Владимира тоже. Любимым сыном и Елены, и Солона был Борис, погибший, как я теперь знаю, под Уфой. Дети Поносова и Евгений больше любили бабушку Веру Александровну, которая в отличие от дочери была доброй, ласковой и нежной, всей душой болела за внуков. Так же, как и вам, мне ничего не известно о дальнейшей судьбе Елены Александровны. Второй женой деда была Анна Григорьевна - польская еврейка из Белостока, химик по профессии. Солон женился на ней в 1913 году в Петербурге. Во Франции, куда он попал в 1921-м, у них родилась первая дочь Мари. Сьюзи появилась на свет уже в Лондоне. Дед умер в 1937-м в Париже.
В ваших исследованиях вы точно определили основной род его занятий: торговля зерном. В 1896 году восемнадцатилетний Солон появился в России в качестве представителя всемирно известной парижской конторы Луи Дрейфуса».
Видимо, «по работе» он и стал бывать в Уфе. Агенты Дрейфуса шныряли по всем российским закоулкам, хищным орлиным взглядом высматривая излишки урожая. Покупали зерно, муку, горох, овёс и всё остальное. В Уфе находилось Самарское представительство французской экспортной компании «Торговый дом Луи Дрейфуса». Четыре своих склада компания арендовала на Фроловской улице у Блохина. Представительства Торгового дома были также открыты в Благовещенске и Дюртюлях. В частности, пять лет назад уфимка Ольга Львовна Кожевникова рассказывала о том, что её отец Лев Кожевников до революции работал представителем компании в Дюртюлях.
Окончание следует.

Рашида Краснова, Анатолий Чечуха