РУБРИКА "РОДОСЛОВНАЯ УФЫ"Люди и фотографии
Сыновья Якова В истории России немцы всегда играли заметную роль. Знаменитая немецкая слобода в Москве существовала уже во времена царствования Ивана Грозного, хотя мы её знаем по эпохе Петра Первого - ещё со школы мы помним страницы романа Алексея Толстого. Именно начиная с Петра I, немецкие гены стали постоянно вливаться в российскую царскую кровь. Некоторые будущие императрицы родились в Германии, сама Екатерина Великая, единолично правившая Россией и много для неё сделавшая, до 23 лет не знала ни единого русского слова. Многие представители военного сословия, самоотверженно защищавшие страну, имели немецкие фамилии. Приставку «фон» в имени хранила едва ли не треть военных губернаторов и начальников губерний. Так, оренбургскими губернаторами в начале позапрошлого века были Карл фон Глазенапп и Иоганн Фризель. Выходцы из Германии достигали высокого положения и в области управления самыми разными отраслями, немецкая фамилия горного начальника на Урале скорее правило, чем исключение: Агте, Вайденбаум, Клейнер, Лизель… Да и в других сферах, там, где требовались точность, аккуратность, а порой и просто усидчивость, марку держали российские немцы. В середине XIX века в Уфе людей лечил Г. Шольц, в Бирске - П. Мебер, в Стерлитамаке - В. Кнорр. А в числе фотографов Уфы и губернии также выделялись немецкие фамилии: Бухгольц, фон Берхгольц, Герман, Дик. Одна из сфер деятельности российских немцев, может, и не являлась такой заметной, но не становилась от этого менее важной, во всяком случае необходимой была точно. Вспомним «наше всё» - А.С. Пушкина:
Проснулся утра шум приятный, Открыты ставни; трубный дым Столбом восходит голубым. И хлебник, немец аккуратный, В бумажном колпаке не раз Уж отворял свой васисдас.
Васисдасом, как знают прилежные школьники, называлась форточка для отпуска хлеба в окне или двери булочной. Но что такое? (Was ist das?): почему в городах немцы в такой важнейшей для русского человека части жизни, как выпечка хлеба, лидировали практически безоговорочно? Сказывалась укрепившаяся и разросшаяся с годами традиция продолжать семейное дело? А может, дело всё в том, что русский народ предпочитал хлеб чёрный, а специалистов по востребованным горожанами булочкам, кренделям да пирожным было мало. …По семейному преданию, Эрнст и Отто Вайднеры переехали в Россию по причине неурожайного года. Семья у их отца - сельского портного с вполне библейским именем Яков - была большая - шесть детей. Почему Эрнст попал именно в Уфу, определённо сказать нельзя, но уже в начале 1880-х годов он держал на Базилевской улице (позже она стала именоваться Центральной, сейчас - Ленина) булочную. Отто, которому в ту пору не исполнилось и семнадцати, поступил учеником в одну из немецких кондитерских Санкт-Петербурга. Вскоре способный мальчишка навострился ловко разговаривать, читать и писать на русском. Заодно изучил и французский. Точнее говоря, жизнь заставила выучить: клиенты-то народ непростой, всё больше высшее сословие и интеллигенция. Да и сам товар настраивал на французский лад - шоколад, кофе или чай с пирожными. Вообще подобные заведения в те далёкие годы гораздо в большей степени, чем сейчас, способствовали праздничному настроению. И не только из-за вкусовых ощущений: привилегией немецких кондитеров была и торговля рождественскими ёлками. Связано это в первую очередь было с тем, что сама традиция новогоднего дерева больше трёх веков назад начиналась в Германии: «Большая ёлка посреди комнаты была увешана золотыми и серебряными яблоками, а на всех ветках, словно цветы или бутоны, росли обсахаренные орехи, пёстрые конфеты и вообще всякие сласти…», - писал в сказке о Щелкунчике Э.Т.А. Гофман (1816 год). Были времена, когда ёлку, как ни странно, подвешивали к потолку, к тому же верхушкой вниз. Позже она стала изображать рождественскую пирамиду - с дарами на ветвях, заменяющих полки. В 1700 году Пётр I ввёл традицию украшать дома еловыми ветвями, в 1830-е годы ёлки начинают устраивать в городских семьях России - и первыми, разумеется, были выходцы из Германии. Но вернёмся к нашим братьям. Через семь лет работы «подмастерьем» Отто приехал в Уфу и стал работать у брата в доме Кузнецова на Базилевской (нумерацию земельных участков в нашем городе тогда ещё не ввели). А ещё через семь лет он начал жизнь полностью самостоятельную: Эрнст передал младшему брату свою булочную, открыв на Бекетовской улице новое заведение. В том же 1890-м Отто женился на Луизе Карловне Гаазе.
Выбор Карла Гаазе Любопытные сведения обнаружила оренбургская исследовательница российских немцев Ольга Бахарева. Вот что она пишет о Гаазе: «Мекленбургский подданный Карл Гаазе с семьей, проживавший в Ковенской губернии, добровольно выбрал местом жительства Уфу в 1865 г. Родившийся в России, он сознательно не представил прошение в Департамент иностранных дел для получения документов от Мекленбургского правительства, чтобы не числиться его подданным. Он и жена Эмилия направили письменное прошение начальнику Ковенской губернии (город Ковно - нынешний Каунас) о высылке их в одну из отдалённых губерний. Их направили на жительство под надзор полиции в Оренбургскую губернию, тем самым эта семья по собственному желанию приравняла своё положение к арестантам. Карл Гаазе имел профессию мастера каретно-мебельных и обойных дел, около семи лет работал в Риге в обойном заведении, затем в обществе российских железных дорог по устройству мебели в вагонах, последние четыре года служил ревизором и досмотрщиком по производству вагонов и мебели. Дорога этого искателя приключений шла в Уфу через Нижний Новгород и Чистополь. В Нижнем Новгороде Карл Гаазе, принятый за настоящего арестанта, подвергся произволу со стороны губернского правления. У него отобрали 10 рублей серебром, на которые имелась квитанция от ковенского губернатора. Лишь вмешательство уфимского губернатора Г.С. Аксакова помогло вернуть незаконно отобранные деньги, которые позже переслали по почте в Уфу. По российским законам иностранцы при переезде из одного города в другой имели специальный билет на жительство, в котором давались приметы владельца, заменявшие современную фотокарточку, и вид (разрешение) на выезд. Жена Карла Эмилия Каролина Гаазе представляла собой по описанию примет молодую женщину 28 лет, среднего роста, имела темные волосы и брови, серые глаза, продолговатый нос, овальное лицо и «обыкновенные рот и подбородок». Она родилась в России и исповедовала лютеранское вероучение. В конце августа 1865 г., приехав на новое место жительства, К. Гаазе обратился в Уфимскую цеховую ремесленную управу с прошением о его трудоустройстве обойщиком мебели, на что получил разрешение. Через два года в сентябре 1867 года он купил дом и пожелал «навсегда» поселиться в Уфе…». Внучка Карла Ивановича Евгения вспоминала, что дед не угодил губернатору при сооружении начальственной кареты и был выслан из Риги именно поэтому. Как бы то ни было, но однодневная перепись 1879 года засвидетельствовала, что Карл Гаазе владел земельным участком с домом на углу Пушкинской и Ханыковской улиц (Пушкина и Гоголя), там же имел магазин мебели. Луизе Вайднер едва исполнилось восемнадцать, когда в семье появился первый ребёнок - Эмилия, названная так в честь бабушки Эмилии Ивановны Гаазе. Потом дети прямо-таки «посыпались»: Карл (в честь деда, разумеется), Мария, Вольдемар (Владимир), Лидия, Вильгельм, Валентин, Евгения, Юлия, Александр. Превосходно шли дела и в булочной. Как тут не вспомнить Толстого с его абсолютно справедливым замечанием о счастливых семьях. Через много лет Евгения Оттовна вспоминала: «Работы хватало обоим родителям. Папа вставал в 4-5 часов утра, чтобы к утру были горячие булочки, а мама попозже. Она отпускала эти булочки разносчицам, которые развозили их потом в больших корзинах на санках или разносили на руках по школам и гимназиям. Поступали тёплые булочки и в магазин, где опять же должна была находиться мама. Не обошлось, конечно, и без посторонней помощи: была и горничная, и стряпуха, и нянька. Я даже помню их имена: Феня, Аринушка и Маша Бордукова». К этим завораживающим картинкам из прошлого можно только добавить, что магазин располагался в одном из самых заметных домов тогдашней Уфы - доме Нагеля на углу Центральной и Пушкинской, в советское время его занимал памятный уфимцам магазин «Рыба». Но, видимо, однообразие надоело Отто Яковлевичу, и он решил сменить профессию, добавив к хлебопечению ещё и бондарное производство. Вайднер купил дом на Шоссейной улице (Дзержинского) вблизи её пересечения с Аксаковской, стал организовывать мастерскую, закупать лес, искать бондарей. Место было бойкое - в то время здесь проходила единственная ведущая к железнодорожному вокзалу дорога. Но только когда стали поступать заказы на бочки, прежде всего с расположенных неподалёку пивных заводов - «Новая Бавария» Теодора Гербста и родоначальника «Жигулёвского пива» Альфреда фон Вакано, можно было оценить чёткий расчёт Отто Вайднера. Лес привозили зимой вятские мужики, а 500-600-вёдерные бочки отвозились заказчикам в разобранном виде. Дело вроде бы пошло, тем не менее в справочнике 1911 года в доме № 27 по улице Шоссейной указана почему-то только булочная.
«Новая земля» В 1909 году Отто Яковлевич купил за городом у хозяина близлежащих деревень А.В. Новикова под сад полдесятины земли. Полдесятины - это, как сказали бы современные садоводы, чуть больше пятидесяти соток. Вновь обратимся к воспоминаниям дочери Отто Яковлевича Евгении: «Дачка наша - «Новая земля» или «Земелька» - как называла её мама - находилась в 3 - 4-х км от нашего дома на краю Еленинского поселка, «лицом» в поле. Окружение было, правда, не особенно приятным: сразу за полем - Ново-Ивановское кладбище, по другую сторону - сарай канатного завода без окон и дверей. Интересно было заглянуть в щель и услышать монотонный стук какой-то примитивной машины и такой же монотонный звук отдалённой песни и переклички 2-3 рабочих. Из щелей приятно пахло дёгтем. За садом была покрытая булыжником «Большая дорога» (Сибирский тракт), проходившая через деревню Глумилино (куда мы бегали босыми в бакалейную лавочку). Несколько правее вдоль дороги стояла аллея тополей, а за ними - поля ржи и картофеля. За полем видны были корпуса психиатрической больницы. Левее поля стоял небольшой лес и кирпичный завод с красивой большой трубой. В лесу можно было весной собирать подснежники, а летом васильки и крупные ромашки. На поле перед кладбищем была у нас большая площадка для крокета и игры в лапту и другие игры - «Один в поле не воин», «Шар-масла», «Клёк», «Муха и чижик», «Третий лишний». Валя был большим мастером делать и запускать змеев. Я была ему непременным товарищем. Когда мы не шли на поле, то залезали на крышу дома, удобно усаживались у трубы и запускали змеев прямо оттуда. Змеи были большими и запускались на всю катушку 10-го номера ниток, так что они казались в небе совсем маленькими. В руках чувствовался стук трещотки, приделанной к змею, а когда посылались к змею «телеграммы», то они улетали в высоту по нитке и, в конце концов, становились невидимыми». Разгулявшееся воображение читателя, увлечённого идиллией, увидит (если он, конечно, сразу не вспомнит, где было Ново-Ивановское кладбище) какой-то удалённый от Уфы участок где-нибудь за Белой или даже Уфимкой - за городом ведь! И очень удивится, узнав, что свой сад Вайднер начал разводить там, где сейчас начинается нечётная сторона проспекта Октября - до 1920-х годов здесь, сразу за границей города, была Восточная слобода. В конце 1930-х слободу буквально прорезала трамвайная линия, а на картах градостроителей уже появился проспект вдоль этой линии, который должен был соединить старую часть Уфы с новым промышленным районом у деревни Черниковка. Там даже была выделена площадь, где ныне стоит Горсовет. Появление будущего проспекта напрямую связано с Валентином Вайднером, но об этом чуть позже. Отто выписал из Риги саженцы яблонь, груш и даже голубой ели, которая тогда в Уфе росла, пожалуй, только на усадьбе графа Петра Толстого. Построил бревенчатый домик под железной крышей, рядом с ним - большую летнюю комнату, а вокруг нее ещё и террасу с двумя выходами в сад. Проблемы свободного времени у детей Отто и Луизы в летние каникулы не было: они копали, садили, поливали - словом, ухаживали за садом. Старшая дочь Эмилия, которая к тому времени уже не училась, была на участке за старшую. Дел в таком большом саду хватало. Отдохнуть, ясное дело, успевали тоже. На «дачку» частенько «заглядывали» друзья-одноклассники, ведь почти все дети к тому времени учились: Карл был студентом Петербургского политеха, Владимир после гимназии уехал учиться в Германию, остальные ходили в гимназию или городское училище. В 1908-1909-х семья потеряла двух младших детей. Тогда думалось, что хуже ничего быть уже не может. Но оказалось, что главные испытания семьи ещё даже не начались и что вовсе не болезни, а люди будут их причиной. (Окончание следует).
Анатолий ЧЕРКАЛИХИН |