 |
РУБРИКА "БУДНИ МЭРА"Секретарь Уфимской провинции
 Род Зубовых практически не попадал в поле зрения историков, однако, он достаточно хорошо известен литературоведам, изучающим творчество С.Т.Аксакова. Тем не менее, как справедливо отметили Г.Ф. и З.И. Гудковы: «О Зубовых, как впрочем и о других родственных Аксаковым фамилиях, наука знает только то, что сообщил лишь сам автор в своих произведениях. Ни литературоведы, ни историки ничего к этим сведениям нового не добавили».
Интерес к личности С.И.Зубова обусловлен не только тем, что он приходился прадедом известному писателю. Немногочисленные документы, сохранившие для нас фрагменты его жизни, свидетельствуют о несомненных административных способностях, силе характера и определенном бесстрашии перед высшим начальством. Стоит отметить, что в истории уфимских дворянских родов конца XVII – первой половины XVIII веков не было ситуаций, когда дед служил в стрельцах, отец начинал службу в писарях провинциальной канцелярии, а сын к сорока годам имел чин надворного советника, занимая должность прокурора Уфимской провинции и нанимая гувернеров для обучения своих детей.
В документах приказной избы стрелецкий род Зубовых впервые встречается в середине XVII века. В 1643 году в Приказ Казанского дворца подали челобитную уфимские дворяне и стрельцы о выдаче задержанного денежного жалования. В их числе упомянут пятидесятник Шестунька Ильин сын Зубов. В 1676 году в Большой Репной слободе на берегу реки Сутолоки кузницей владел Сенька Зубов. В 1704 году уфимские стрельцы были отправлены в Казань, где из них сформировали полк. В 1707 году он был разгромлен восставшими башкирами, тогда в числе многих других уфимцев в плен к башкирам попал солдат Алексей Зубов.
Согласно воспоминаниям С.Т.Аксакова, его мать Софья Николаевна рассказывала детям, что ее дедушка был уральский казак, по прозванию Зуб. Однако данные переписи чиновников, проводившейся в 1755 году, свидетельствуют, что прадед писателя начал службу в пищиках Уфимской провинциальной канцелярии в возрасте 12 лет. Его отец и дед несли службу в стрельцах. По-видимому, мать писателя полагала, что семейная легенда не может быть столь прозаичной.
У Семена Ивановича был старший брат Михаил, о котором в семейных преданиях не упоминается. М.И. Зубов поступил в Уфимскую провинциальную канцелярию еще в 1715 году. Через четыре года он женился на дочери дворянина И.И. Кирилова, что было необычной ситуацией для уфимской дворянской среды XVII-начала XVIII веков, строго придерживавшейся сословных барьеров. В 1720 году за Михаила Зубова поручились все подьячие в том, что он будет честно исполнять должность надсмотрщика крепостных дел и «всякие приключающиеся крепости писать со всем усердием радением днем и ночью неоплошно в сборе великого государя казны и приключающиеся с крепостей сбирать с великим радением, чтобы с вольной денежной казны никакого похищения не было». Однако, заняв должность городского нотариуса, Михаил Иванович карьеры не сделал и ничем примечательным не отличился.
В отличие от брата, Семен поразительно быстро преодолел лестницу канцелярских чинов. Поступив на должность пищика в 1728 году в возрасте 12 лет, он к 1734 году дослужился до подканцеляриста, а к 1736-му году уже имел ранг канцеляриста. Таким образом, за 8 лет Семен Иванович выслужил чин, на достижение которого у большинства канцелярских служащих уходила вся жизнь. О том, что подобный успех был не случайным, говорит и тот факт, что Семен Иванович, будучи шестнадцатилетним юношей, выдавал краткосрочные процентные займы частным лицам единовременно на сумму 40 рублей. Стоит отметить, что в то время подобная сумма составляла жалование пищика за 10 лет.
Однако, даже принимая в расчет незаурядные личные качества молодого канцеляриста, не стоит игнорировать обстоятельства, способствовавшие успешной карьере. Как говорили в XVIII веке, надо было еще уметь «попасть в случай». И он не заставил долго ждать. В конце 1734 года Уфа становится опорным центром Оренбургской экспедиции. Ее руководитель И.К. Кирилов, прибыв в город, развил бурную деятельность по реорганизации управления Уфимской провинцией, состояние которой, по его мнению, вызывало серьезные опасения за спокойствие «здешних инородцев». Он полагал, что враждебное отношение башкир к российской власти вызвано исключительно «нерадением и корыстолюбием» местных воевод: «…худые следствия начало свое от неправосудия и грабительства». Для исправления ситуации он стремился добиться от уфимских судей быстрого и честного исполнения своих обязанностей. Он считал, что в большинстве случаев достаточно произвести необходимые кадровые перестановки. По-видимому, именно в этот момент Кирилов обратил внимание на двадцатилетнего канцеляриста, и не только выдвинул его в качестве своего доверенного лица, но впоследствии возложил обязанность распределять захваченных в плен башкирских повстанцев, их жен и детей, имущества и скота. В 1745 году в сказке крещеного башкира Михаила Иванова, записанной в Уфимской провинциальной канцелярии, были изложены причины башкирских восстаний. Описывая жестокости и бесчеловечное отношение к жителям со стороны местной администрации, Иванов среди прочего сообщил, что в 1735-1736 годы в ходе карательных акций без вести пропало немало башкирских аманатов, жен и детей повстанцев, скота и другого имущества, о которых могут дать показания Кирилов и секретарь Зубов. Примечательно то, что Кирилов к 1745 году уже не мог дать никаких показаний по причине смерти в 1737-м году, хотя беглый крещеный башкир мог и не знать об этом. Кроме того, С.И.Зубов стал секретарем Уфимской провинции только в 1742 году. Тем не менее не случайно, что имя молодого канцеляриста упомянуто вместе с руководителем Оренбургской экспедиции в качестве наиболее осведомленного представителя уфимской администрации.
В апреле 1737 года на пост начальника Оренбургской экспедиции назначается В.Н. Татищев. Занимая должность начальника горных казенных заводов Урала, Татищев хорошо знал состояние управления Уфимской провинцией. Новый начальник края в своих отчетах в Сенат подверг жесткой критике кадровую политику предшественника: «При покойном статском советнике Кирилове надлежащего канцелярского порядку, как устав повелевает, учинено не было, протоколу и журналу порядочно содержано не было, списков служителей и окладов не учинено, и хотя подьячих было немало, но все набраны молодые и малоискусные». Бухгалтер экспедиции П.И. Рычков позже вспоминал о том времени: «В 1737-м году тайный советник Татищев, будучи тогда в болезни и сердясь на канцелярских служителей, приказал было, чтоб ево, Рычкова, скованного держать, однако, видя он тогдашнюю ево болезнь и невинность, того дни велел, чтоб держать просто, а не скованного до тех пор, пока требованные им ведомости о разных делах сочинены будут». Примечательно, что в тот момент Зубов никаких взысканий от Татищева не получил. По-видимому, того вполне устраивала деятельность канцеляриста. Суровому наказанию он подвергся годом позднее, и обвинение, которое предъявил С.И. Зубову Татищев, не имело никакого отношения к «малоискусности» или «непреложности в содержании бумаг». По свидетельству уфимского вице-губернатора П.Д. Аксакова, канцелярист Зубов 19 февраля 1738 года был обвинен Татищевым во взятках, подвергнут наказанием плетьми и разжалован в копиисты. О каких взятках идет речь? В указе В.Н. Татищева об этом не говорится, однако в рапорте главы Башкирской комиссии Л.Я. Соймонова от 1737 года приводятся факты, которые позволяют прояснить ситуацию. В том же году ему пожаловался старшина Сибирской дороги Каратабынской волости Кидряс Мулакаев на то, что «…по изветам мещеряков и русских в волости их верных старшин и обывателей, кои у присяги были и штрафных лошадей платили, посланные были с указами показанных волостей у обывателей скот и пожитки без остатку грабежом грабили и жен и девок хороших отбирали. И означенный верный старшина Кидряс просил у статского советника Шемякина на тех посланных, чтобы дать им указ, дабы впредь посланных не разоряли. И подьячий Семен Зубов сказал, что их де Шемякин просит сто рублев, ежели дадут, то указ даст и таких доброжелательных разорять не велит, которые деньги обещали отдать. И ему Зубову те 100 рублей отдали при свидетелях, потом и указ получили, но за тем де указом вышеписанные посланные еще грабили». Таким образом, в 1737 году уфимские власти в лице воеводы С.В. Шемякина и канцеляриста С.И. Зубова предоставляли возможность башкирам откупаться от карательных акций правительственных войск. Впрочем, как свидетельствует та же челобитная, взятки не всегда гарантировали соблюдения договора. Позднее в злоупотреблении своим служебным положением обвинил С.И. Зубова уфимский вице-губернатор П.Д. Аксаков. В 1743 году он доносил в Сенат, что «в бумагах старшины Шерыпа найдена челобитная, которой рукой того Зубова вчерне писано, чтобы над старшинами Уфимского уезда быть ему Шерыпу главным старшиной, а дав ранг офицерский определить жалование». При этом Аксаков особо отметил, что подобная мера «с высочайшими интересами не сходна, а то видно, что делано из взятков и дабы разорить тамошний народ с общего согласия». Какие интересы объединяли канцеляриста Уфимской провинции и башкирского старшину Каршинской волости? Шерып Мряков прославился не только тем, что возглавлял карательные отряды в ходе восстания 1735-1740 годов. Он активно участвовал в распродаже жен и детей участников восстания офицерам, помещикам и чиновникам. Все подобные сделки должны были фиксироваться в Уфимской провинциальной канцелярии, т.е. получать санкцию Зубова. Не случайно, указанный выше крещеный башкир Михаил Иванов указал именно на Зубова, как человека, знающего о пропавших без вести в ходе восстания аманатах, башкирских женщинах и детях.
Несмотря на публичную порку и разжалование, Зубову довольно быстро удалось восстановить прежний канцелярский статус, а к 1738 году получить должность протоколиста Уфимской провинциальной канцелярии. Относительно времени получения Зубовым секретарской должности в документах имеется разночтение. Если в материалах переписи чиновников, которую проводила Герольдмейстерская контора в 1755 году, значится, что Семен Зубов стал секретарем только в 1744 году, то в сенатских делах он фигурирует в качестве секретаря Уфимской провинции уже в начале 1742 года. Причем в том же году ему был вменено в обязанность осуществлять прокурорский надзор. Согласно законодательству эту функцию могли осуществлять только секретари провинциальных канцелярий. В своем представлении в Сенат секретарь С.И. Зубов писал: «Повелено, где прокуроров нет, тое должность исправлять обер-секретарям и следуя оным ея императорского величества указам представляет в осторожность высочайшего ея императорского величества интересам по Уфимской провинциальной канцелярии государственных сборов имеется довольное число, то есть таможенных кабацких канцелярских крепостных и подушных, о чем значится по окладным книгам». Должность провинциального прокурора была введена Петром I для улучшения контроля за деятельностью государственного аппарата. Эти служивые подчинялись генерал-прокурору Сената, который, «яко око» императора и «стряпчий о делах государственных», был обязан следить за соблюдением законов.
Итак, к 26 годам С.И. Зубов занял должность секретаря Уфимской провинции с полномочиями прокурорского надзора. Являлся ли подобный карьерный успех ординарным явлением для канцеляристов первой половины XVIII века? Л.Ф. Писарькова отмечает, что в 40-е годы XVIII века канцелярских служителей производили в секретари по старшинству, т.е. определяющим принципом была выслуга, а не заслуга. Следовательно, предполагалось, что должность секретаря должны будут выслужить канцеляристы почтенного возраста. Действительно, в материалах переписи 1754-1756 годов мы не обнаружили провинциальных секретарей моложе 30 лет.
Без преувеличения для канцелярского служащего первой половины XVIII века эта должность являлась судьбоносной вехой не только в карьере, но и в сословном статусе. Введение коллегиального управления в начале XVIII века многократно увеличило объемы делопроизводства, что значительно повысило роль секретарской должности в местной администрации. Воеводами провинций обычно назначали бывших военных, для которых административная служба была не более, чем «отдохновением» от ратных трудов. Они не хотели, да и не могли вникать во все тонкости делопроизводства. В подобной ситуации именно от секретаря канцелярии зависел нормальный процесс управления регионом. Воевода был обязан присутствовать на службе только два дня в неделю, секретарь же - постоянно. Как заметил М.М. Богословский, в его задачи входило быть не только правой рукой воеводы, но и «его ходячей памятью». Однако на практике «нередко секретарь оказывался не только памятью, но и мыслью воеводы», подсказывая ему нужное решение.
Сенат мог производить в секретари только тех, «кто знатное дело покажет», т.е. в порядке поощрения подьяческих кадров. А чтобы сохранить дворянский характер этой должности, секретарям из подьячих разрешалось «давать шляхетство, как и в воинской службе, кто в прапорщики пожалован». Таким образом, С.И. Зубов к 26 годам занял должность, которая давала права на потомственное дворянство со всеми сословными привилегиями. Следует отметить, что Семен Иванович незамедлительно привилегиями воспользовался. Уже к моменту проведения второй ревизской переписи в 1748 году за секретарем С.И. Зубовым числилась деревня Зубовка с «приписанным к ней по желанию города Гданьска польской нации Фадеем Петровым». В переписи отмечено, что «…оной секретарь купленных крестьян имеет 15 душ, кои по нынешней ревизии в подданной сказке в наличности обревизованы в Уфимском уезде в разных деревнях за прежними ими помещиками». С момента получения секретарской должности, т.е. за 6 лет, С.И.Зубову удалось приобрести деревню, 15 ревизских душ у местных помещиков. Однако завести собственное хозяйство он еще не успел. Впоследствии Зубов доведет число своих крестьян до 20 душ мужского пола.
Согласно переписи чиновников 1755 года, у Семена Ивановича был один сын Николай, которому на тот момент исполнилось 12 лет. Определяя его судьбу, Зубов пошел на явное нарушение законодательства, которое не позволяло детям секретарей поступать на военную службу. В 1755 году было запрещено принимать детей «секретарей и прочих низшего приказного звания людей, кои не из дворян» в другую службу, за исключением гражданской. Тем не менее Николай Семенович уже к 1763 году, т.е. к 20 годам, дослужился до чина подпоручика Нижегородского полка, приписанного к Оренбургскому гарнизону. Его отцу к этому времени должно было исполниться всего 47, но его уже не было в живых. По третьей ревизии, которая проводилась в Уфимской провинции в 1763 году, за подпоручиком Николаем Семеновичем Зубовым числилась 41 душа мужского пола и 62 души женского пола. К 1767 году Николай Семенович уже в чине капитана, вместе с 75 потомственными дворянами подписал акт об избрании первого дворянского предводителя.
Следует отметить, что во многом благодаря ходатайству С.И. Зубова в первой половине 40-х годов XVIII века все чиновники и канцеляристы Уфимской провинции начали получать денежное жалование. В своем представлении в Сенат от 1742 года он писал, что «Приказным служителям по силе предписанных указов с крепким подкреплением от дел брать запрещено, которые за неимением пропитания весьма оскудели и некоторые принуждены кормиться мирским подаянием, а по неоднократно посланным в Сенат доношениям требовано только жалования никакого не определено и указу никакого не получено». Примечательно то, что ему удалось связать необходимость назначения уфимскими подьячими денежного жалования с необходимостью восстановления башкирского хозяйства после недавнего восстания. Он, в частности, отметил, что канцеляристы «прежде хотя с иноверцы за труды брали, только им тогда было сносно по их достаткам, а ныне уже прошедшего бунта почти все не в состоянии». Зубов просил власти «хотя не в образец против других губерний, как везде от дел за труды получают, только здешним уфимским должно дать жалование года на два или на три пока, башкирский народ отдохнет, обзаведется хлебом и скотом». В материалах Сената не удалось обнаружить решения по данному представлению. Однако, как отмечает в своем исследовании Л.Ф. Писарькова, единственным исключением из общероссийского порядка была Уфимская провинция, где в 40-50-е годы XVIII века выплачивали жалование не только всем чиновникам, но даже приказным служащим и толмачам.
Для Семена Ивановича Зубова самым трудным временем его жизни стал 1744 год. Он выступил одним из главных фигурантов судебного процесса, в котором обвинялся уфимский вице-губернатор П.Д. Аксаков. Интересно, что начальник губернии И.И. Неплюев, сохраняя внешне корректные отношения с Аксаковым, в этом конфликте всецело полагался на энергию и опыт в тяжбах асессора Ф. Мертваго и секретаря С. Зубова. Именно они, независимо друг от друга, отправили в Сенат компрометирующие материалы, обвинив вице-губернатора в казнокрадстве, поборах с башкир, пренебрежении своими обязанностями. Подробности этого процесса освещены в работе Р.Г. Игнатьева «Суд над бригадиром Аксаковым». В одной из жалоб на вице-губернатора С.И. Зубов, описывая подробности своего незаконного ареста, особо подчеркнул, что Аксаков называл его «канальей и плутом». Для человека, который еще год назад тянул канцелярскую лямку и подвергался телесным наказаниям, подобная чувствительность к словесным оскорблениям представляется весьма необычной. По-видимому, П.Д. Аксаков распознал эту черту характера своего оппонента и намеренно издевался над сословным чувством нового дворянина. Когда по решению сената С.И. Зубов был освобожден из-под ареста и приступил к исполнению секретарской должности, Аксакову было приказано возвратить опечатанное им имущество Зубова. Вице-губернатор незамедлительно отдал всё имущество, однако, несмотря на личный приказ И.И. Неплюева он отказался возвращать шпагу и некоторые личные бумаги.
В то же время П.Д. Аксаков обвинял Зубова в излишней жестокости по отношению к своим подопечным – канцелярским служителям. Вице-губернатор на основании показаний подьячих составил специальную ведомость, где перечислялись все случаи наказаний, которым подверг канцеляристов Зубов. Судя по этому документу, никому из подьячих не удалось избежать, как минимум, «посажения на цепь». Некоторые из канцеляристов были «биты и тасканы за волосы» лично Зубовым.
В итоге этого краткого очерка жизни и деятельности провинциального секретаря С.И. Зубова отметим, что его быстрое продвижение по службе не является чем-то уникальным для истории управления Уфимской провинцией XVIII века. Среди деятелей местной администрации наряду с ним можно выделить два-три десятка чиновников и канцеляристов, обладавших незаурядными качествами, сильными характерами, способных к самостоятельным решениям, готовых к противостоянию со своим прямым начальством. Это - асессор Ф.С. Мертваго, надворный советник П.И. Рычков, капитан Л.И. Мошеров, прапорщик И.И. Красильников, коллежский асессор М.Д. Тимашев, полковник А.И. Тевкелев, секретарь М.И. Черемисинов. Изучение их биографии и служебной карьеры свидетельствует о том, что местные администраторы обладали высоким уровнем самостоятельности не только в выборе методов управления, но и в вопросах определения общей имперской политики на юго-восточной окраине России. Сравнение практики управления Уфимским уездом XVII века и Уфимской провинцией в первой половине XVIII века показывает существенную децентрализацию администрирования, произошедшую в 30-40-е годы XVIII века.
Булат АЗНАБАЕВ |
|
 |
