РУБРИКА "ARTEFAKTUS"Гадания по карте. К 100-летию начала Первой мировой войны
В Центральном государственном историческом архиве РБ в метрических церковных книгах за 1914-1917 годы можно встретить записи о массовом «обращении в православную веру» неких взрослых подданных Австро-Венгрии. Кто они, откуда прибыли в Уфу, с какой целью?
В связи с началом войны с Германией и её союзниками в Уфу были интернированы десятки граждан немецкого, австрийского и венгерского происхождения из Москвы, Петербурга, Одессы и других крупных центров. Как вспоминала Екатерина Александровна Толстая, по этой причине в нашем городе появился журналист московских газет Григорий Маркович Редер, который здесь даже женился, сменив ради молодой жены вероисповедание и став старообрядцем. Но запись о крещении Редера мало походит на записи о групповом крещении молодых мужчин, прошедшем в Воскресенском кафедральном соборе в 1914 году. Вполне русские имена, разве что порой несколько удивляют фамилии: Иван Тысячный, Владимир Ручка, Иван Давыдко, Николай Сенечин, Алексей Вирт, Алексей Городецкий, Михаил Зубрий, Феодор Мельник, Василий Горолевский, Феодор Шутка. Дело в том, что Преосвященный Андрей (то есть знаменитый епископ Уфимский Андрей Ухтомский) обращал в православие людей, отмеченных в той же метрической книге как «военно-пленный, австрийский подданный, греко-униат». Интересно, живут ли в нынешней Уфе потомки этих людей? Для начала – цитата из изданной в Челябинске книги А.Ф. Мукомолова: «Все военнопленные были австро-венгерскими подданными, встречались среди них музыканты, парикмахеры, но особенно много было женихов – всё-таки Европа». Вот хотя бы запись в книге Александровской церкви от 22 февраля 1918 года о крещении младенца Алексея, родителями которого были дезертир румынского войска Павел Иванович Фрейтинг и законная жена его Анна Никитична. В этих же церковных книгах можно будет найти и имена тех из пленных, кто обрёл на нашей земле вечный покой, ведь всех христиан отпевали священники. Обращались с пленными в целом неплохо. Им разрешалось сохранять свою армейскую форму, своё деление по ротам и по полкам, у них оставались деньги, ценные вещи. При поступлении в лазарет всё это они сдавали на хранение, а при выписке получали обратно. Пленные немцы, австрийцы, венгры и чехи писали письма на родину, а их каракули или, наоборот, идеальной красоты строки, читали российские доблестные цензоры, чтобы ненароком не выдать противнику государственной тайны либо просто секретов чисто русских неурядиц. Как же так, – скажет кто-то, – ведь переписка с Германией и Австрией во время войны была невозможна! И будет абсолютно прав – вся корреспонденция сначала шла в Данию. Сохранявшая нейтралитет страна стала посредницей в общении военнопленных – как с той, так и с противоположной стороны. Отпечатанные в России и в Германии открытки внешне были удивительно похожи – на каждой стоял маленький красный крестик, означающий, что переписка идёт по линии Красного Креста. В ноябре прошлого года в связи с приездом французского режиссёра Людовика Пето нам предстояло найти в Уфе хоть какие-нибудь следы военнопленных времён Первой мировой войны. Сразу вспомнили, что краевед, ныне покойный, Валерий Потапович Горбунов рассказывал, что некий пленный венгр подрядился закончить укладку булыжника на Большой Казанской улице (ныне Октябрьской революции). Собрал, должно быть, из товарищей по военнопленному несчастью бригаду и приступил к работе. А навыков-то, как выяснилось, у горе-работяг было маловато. В результате мощение улицы было закончено уже в советское время. Зато на улице Запотоцкого (бывшей Двинской, позже – Ворошилова) военнопленные австрийцы и венгры в качестве памятника о своём пребывании здесь в 1915 – 1918 годах оставили одноэтажное здание из красного кирпича, в котором сейчас находятся службы инфекционной клинической больницы №4. Сохранился и ещё один артефакт столетней давности: в одном из альбомов Георгия Леонидовича Дударя есть фотография австрийских военнопленных в Уфе, сделанная в стародавние времена знакомым Дударя Генрихом Абрамовичем Нейманом. Кто-то подписал, что пленные стоят у казарм на углу Александровской и Богородской улиц (ныне это улицы Карла Маркса и Революционная). Здания казарм вроде бы сохранились, но ничего похожего на то, что на снимке, сейчас нет. Может, подпись ошибочна? Г-образное в плане (прежде бы сказали «глаголеобразное» – по названию буквы Г – «глаголь») здание трудно с чем-то спутать, тем более, что и путать-то не с чем – других снимков попросту нет. Почти ни на что не надеясь, раскладываем карту 1911 года… И, удача: на карте на интересующем нас месте схематически обозначены здания Г-образной формы – целых два! Выбираем из двух западное. Но вопросы остаются: уж слишком близко стояли здания, а на снимке этого не видно. Да и как-то странно выглядывает из-за казармы фонарь на углу Аксаковской и Богородской (на карте 1911 года он обозначен красной окружностью). Вспоминаем, что у нас ещё в запасе есть немецкие аэрофотоснимки начала 1940-х годов. И опять удача – третий «глаголеобразный» дом, уже на углу Аксаковской и Революционной. Теперь уже сомнений нет: военнопленные 100 лет назад стояли именно у этого здания на углу (бревенчатого дома по Революционной, что сейчас сносится, тогда ещё не было). Г-образные казармы простояли до 1970-х годов, во всяком случае, на снимке 1967 года, сделанном с американского спутника-шпиона, они присутствуют. Рядом с мирно едущими трамваями за оградой на территории казарм видны самые настоящие самолёты. Но, к сожалению, к теме нашего сегодняшнего повествования они отношения не имеют.
Анатолий ЧеЧуха |