ГЛАВНАЯ
О ЖУРНАЛЕ
АРХИВ НОМЕРОВ
РЕКЛАМА В ЖУРНАЛЕ
КОНТАКТНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
ГОСТЕВАЯ КНИГА

СОБЫТИЕ МЕСЯЦА

Территория будущего
В Уфе состоялся первый после пандемии коронавируса Международный форум урбани...

Трудовая доблесть Уфы
В Музее истории Уфы начался сбор подписей за присвоение столице республики зва...

Генеральская площадь
Началась масштабная реконструкция Советской площади, которая до недавнего вре...

На радость детворе
В августе завершится строительство детского сада во дворе дома № 71 по улице На...

Музей Альбанова
Региональное отделение Русского географического общества выиграло грант през...

Для летних променадов
Обновленную набережную Белой уфимцы уже облюбовали для прогулок, а вскоре на у...

Аллея памяти
В демском сквере 112-й Башкирской кавалерийской дивизии уфимские скульпторы Тим...

75 фото
«Лица Победы-75» - так называется выставка, открывшаяся 22 июня в Госсобрании-Кур...

«Сестренка» в парке Гафури
Фильм режиссера Александра Галибина «Сестренка» стал первой лентой, показанно...

Рояль и вибрафон – в подарок



     №7 (224)
     Июль 2020 г.




РУБРИКАТОР ПО АРХИВУ:

Нам 20

Дневник мэра

НАШ НА ВСЕ 100

ЛЕГЕНДЫ УФЫ

СОБЫТИЕ МЕСЯЦА

СТОЛИЧНЫЙ ПАРЛАМЕНТ

КРУГЛЫЙ СТОЛ

АВГУСТОВСКИЙ ПЕДСОВЕТ

РЕПОРТАЖ В НОМЕР

КУЛЬТПОХОД

ЭКОНОМКЛАСС

НЕЖНЫЙ ВОЗРАСТ

КАБИНЕТ

ARTEFAKTUS

ДВЕ ПОЛОВИНКИ

ЧЕРНЫЙ ЯЩИК

МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

УФИМСКИЙ ХАРАКТЕР

РОДОСЛОВНАЯ УФЫ

СВЕЖО ПРЕДАНИЕ

ВРЕМЯ ЛИДЕРА

БОЛЕВАЯ ТОЧКА

ЭТНОПОИСК

ГОРОДСКОЕ ХОЗЯЙСТВО

ПО РОДНОЙ СЛОБОДЕ

ДЕЛОВОЙ РАЗГОВОР

К барьеру!

НЕКОПЕЕЧНОЕ ДЕЛО

Наша акция

Благое дело

ТЕНДЕНЦИИ

ЗА И ПРОТИВ

Облик города

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

СРЕДА ОБИТАНИЯ

ДАТЫ

МЕДСОВЕТ

ИННОВАЦИИ

ШКОЛОПИСАНИЕ

ВЕРНИСАЖ

ЧИН ПО ЧИНУ

Коренные уфимцы

ГЛАС НАРОДА

Семейный альбом

ЗА ЧАШКОЙ ЧАЯ

75-летие победы

Дети войны

ЕСТЬ МНЕНИЕ

СДЕЛАНО В УФЕ

Городские проекты

Человек и его дело

Архив журнала

Учитель года-2022

Слово мэра

450-летие Уфы

Прогулки с депутатом

То время

Мотиватор








РУБРИКА "ЛЕГЕНДЫ УФЫ"

Два месяца уфимского дома-коммуны


«Комунарам хорошо, комунизм плохо», – так, помнится, выражался некий неважно говорящий на русском житель барака. И даже попав за эти слова на проработку «куда надо», продолжал их повторять, ведь в переводе на обычный язык это означало всего лишь: «Кто (спит) на нарах – тому хорошо, кто на полу (низом) – плохо». Слово «коммунар» в советское время было на слуху, а рабочий барак в нашей стране периода индустриализации стал неким новым воплощением коммуны. Всего-то 72 дня просуществовала Парижская коммуна, а след от неё тянется и в наши дни. Вот и в Уфе, говорят, был дом-коммуна…

После окончания Гражданской войны жилищный вопрос в нашей стране решался просто: нуждающиеся вселялись в большие квартиры «бывших» или за счёт «уплотнения». Под жильё были заняты гостиницы, а также многие прежде служебные помещения. Но с принятием первого пятилетнего плана и началом индустриализации страны население городов стало быстро расти из-за притока рабочей силы из села. Если в 1913 г. в Уфе проживало около 100 тысяч человек, в 1923-м (после войны и голода) – лишь 85 тысяч, то к 1927 г. – вновь около 100 тысяч. Когда люди заняли подвалы, мельницы, чердаки, склады и даже конюшни, вопрос с жильём стал одним из важнейших. Кроме того, с 1918 г. действовали жилищно-санитарные нормы – 8 квадратных метров площади квартиры на одного человека.
«Население Уфы, – писала тогда газета «Красная Башкирия», – растёт быстрее, чем расширяется жилищный фонд… Отсюда задача: строить больше, экономнее… Отсюда – мобилизация новых дешёвых видов стройматериалов». Тогда в ходу были термины «каркасный», «соломитный» (из соломы, обмазанной глиной), «фибролитный», «шлакоблочный» дом. По сути, всё это были недолговечные постройки, скорее, бараки. Что касается домов из кирпича, то определяющим условием стала его катастрофическая нехватка: «строительство текущего года потребует 9606 тыс. штук кирпича, имеется же только 150 тысяч» (из статьи в мартовском номере газеты «Красная Башкирия» за 1932 год). Тем не менее в 1930 году и чуть позже в Уфе началось строительство сразу пяти многоквартирных 4-х- и 5-этажных домов.
Первым из них стал 4-этажный коммунальный дом на улице Егора Сазонова (Коммунистической). По причине не просто нехватки, но порой и полного отсутствия стройматериалов строительство затянулось. Тем не менее вскоре на улице Зенцова (с 1937 г. – Ленина) по заказу жилищного кооператива «Железнодорожник» № 1 закладывается ещё один, уже пятиэтажный дом (ныне Ленина, 9/11), а вскоре было затеяно и строительство второго коммунального дома на улице Карла Маркса, 17/19. Жилищный кооператив, точнее, жилищно-кооперативное строительное товарищество – ЖКСТ «Желдор», в газетных статьях почему-то называют ЖАКТом, т.е. товариществом, использующим аренду муниципальных помещений. Вполне вероятно, что к апрелю 1932 года (время публикации в газете) деньги пайщикам кооператива вернули, как это случилось, например, с московским домом-коммуной на Шаболовке, и квартиры стали государственными (муниципальными).
Термин «коммунальный дом» обозначал примерно то же самое, что мы понимаем под современным жилым домом, но с элементами обобществления быта, например, общими душевыми комнатами. А вот кооперативный дом на Зенцова (Ленина), в отличие от коммунальных, изначально был задуман как дом-коммуна. При всём сходстве названий условия жизни в коммунальном доме и доме-коммуне были принципиально разными. Основные условия организации дома-коммуны были зафиксированы в 1928 г. в «Типовом положении». В частности, коммунарам запрещалось перевозить на новую квартиру мебель из своих старых жилищ, поскольку дом-коммуна предполагал полное обобществление быта – по типу студенческих общежитий, за одним важнейшим исключением – индивидуальной комнатой для сна (как в современном хостеле, только комната была в личной собственности). Так что из четырёх обязательных блоков квартиры в современном понимании – спальни, комнат отдыха и досуга, кухни и ванной с туалетом, дом-коммуна предлагал жильцам для индивидуального пользования только первое. Мыться жители такого дома могли либо в общей душевой, либо в районных банях. Общими задумывались и помещения для досуга – с библиотекой, комнатами кружковых занятий подростков, а также спортивным залом, младшие члены семьи вообще определялись в круглосуточные детские сады и ясли. Питаться коммунары должны были в общей столовой или в общей кухне. Надо заметить, что последнее сильно облегчало работу проектировщикам и строителям – поставить большую печь в многоэтажном доме задача не из лёгких, а ведь даже в трёхэтажном доме для республиканской элиты на Тукаевской улице на кухнях изначально стояли русские печи. 
Во всяком случае, всё вышеизложенное планировалось идеологами домов-коммун. Но на их голову нашлись идеологи другие: 16 мая 1930 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О работе по перестройке быта». Сочетания «дом-коммуна» в нём нет, зато осуждаются «проекты перепланировки существующих городов и перестройки новых исключительно за счёт государства, с немедленным и полным обобществлением всех сторон быта трудящихся: питания, жилья, воспитания детей с отделением их от родителей, с устранением бытовых связей членов семьи и административным запретом индивидуального приготовления пищи и др.» Почему за счёт государства? Дело в том, что жилищные кооперативы работали по долгосрочным ссудам на весьма льготных условиях, а комнаты сразу становились личной собственностью жильцов.
После постановления ЦК ВКП(б) открытых поклонников домов-коммун в СССР, разумеется, не осталось, зато идеей вдохновился знаменитый Ле Корбюзье, и нечто подобное дому-коммуне после войны появилось в Марселе.
А в марте 1930 г., т.е. всего за два месяца до постановления, в Уфе был утверждён разработанный инженером А. Дениско проект дома-коммуны. Похоже, что за основу своего проекта Дениско взял одну из секций уже упомянутого московского дома-коммуны на Шаболовке. Понятно, что через два месяца – в связи с постановлением и уже по ходу строительства – функции возводимого дома пришлось переиначивать. Возможно, что как раз по этой причине в печати трудно найти хотя бы упоминание о строящемся огромном доме (по сути, двух!) на главной улице Уфы. Да и слова «личная собственность» в условиях подходящей к концу первой пятилетки (и идущего к концу нэпа!) уже звучало несколько аполитично. Но ситуация с жильём была столь печальной, что и в январе 1932 г. Совнарком РСФСР утвердил отпуск ссуды жилкооперации Башкирии в 1,5 млн. рублей на жилищное строительство. Правда, с тем условием, что основное внимание должно быть уделено строительству стандартных домов с опорой на местные материалы – в то время в архитектуре практически безраздельно господствовал конструктивизм, принципы которого позволяли значительно удешевить и ускорить строительство. 
Но отголоски споров о новом быте периодически всплывали. 8 марта 1932 г. неизвестный автор в большой статье в «Красной Башкирии» вдруг вспоминает постановление 1930 года: «Левацкие» (Сабсович и др.) «теории», относящиеся к перепрыгиванию через старые городские поселения к «только новым» городам-садам-предприятиям, игнорированию существующих условий быта («строить только дома-коммуны на тысячи людей») партией, рабочей общественностью осуждены». Стоит заметить, что в самом постановлении ЦК ВКП(б) слов «дом-коммуна» нет.
Немного о критикуемых. В постановлении ЦК их было двое: «крайне необоснованные, полуфантастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей (Сабсович, отчасти Ларин и др.)», но один из них – Юрий Ларин-Лурье (тесть Н.И. Бухарина) – опять же всего за два месяца до этой статьи, 14 января 1932 г., скончался и был похоронен 
«у Кремлёвской стены», так что весь огонь критики неизвестного уфимского автора пришёлся по адресу Леонида Сабсовича. Несмотря на многочисленные изданные книги, фигура этого человека остаётся таинственной, известно только, что он работал в отделе Высшего совета народного хозяйства СССР. Сабсович был одним из участников так называемой дискуссии о расселении, проходившей в 1929-30 гг. как представитель «урбанистов» и оппонент «дезурбанистов», которых представляли Моисей Гинзбург и Михаил Охитович. Леонида Моисеевича можно уверенно назвать идеологическим рупором руководства ВКП(б) того времени, ведь издавать книги (в том числе за рубежом!) можно было лишь при поддержке руководящих органов. Но мнение (линия партии!) этих самых органов изменилось в разумную сторону, а имя Сабсовича, «назначенного» козлом отпущения, исчезает из официальной советской историографии. 
Возведение жилого комплекса дома-коммуны в Уфе началось сразу после утверждения проекта. Было запланировано построить два очень похожих пятиэтажных жилых корпуса вдоль улицы Зенцова (Ленина), только правый корпус – с большим отступлением от красной линии в глубину двора-сквера. Предполагалось, что в доме-коммуне будет жить до 300 человек. Общественное пространство заключалось в двухэтажном корпусе, связывающем пятиэтажные здания. В нём предполагалось разместить столовую, детский сад, комнаты кружковых занятий подростков, а также совмещенные в единый комплекс спортивный и читальный залы. Именно с этого корпуса началось сооружение уфимского дома-коммуны. Пока ещё дома-коммуны… Кроме жилых зданий предусматривалось строительство вспомогательных хозяйственных объектов (прачечной, сараев), а также детских площадок, мест для отдыха и спортивных игр. В одном из таких строений в 60-е годы был устроен общественный туалет.
Двойной номер дом получил по той причине, что на его месте прежде находилось две усадьбы (два земельных участка), в 1911 г. на одной из них находилось одноэтажное здание 1-го приходского училища (начальная школа), другая принадлежала купцу и гласному городской думы А.К. Прокофьеву. По всей видимости, к 1930 г. дома были либо в ветхом состоянии, либо были разрушены или сгорели. Практически впритык к южному торцевому фасаду возводимого комплекса стоял деревянный двухэтажный дом дореволюционной постройки (также принадлежавший училищу), поэтому архитектор предусмотрел арочный въезд во внутренний двор. Обращает на себя внимание необычный профиль балконных бетонных плит – они как бы волнообразные снизу. Точно такие же в Уфе есть ещё на одном доме середины 30-х гг. постройки – на углу Гоголя и Коммунистической (хотя, скорее всего, два малюсеньких балкончика на большом доме могли появиться и случайно, например, их сделали из остатков стройматериалов дома-коммуны).
Точной информации о сдаче дома (домов) на Зенцова (Ленина) в эксплуатацию пока не найдено. В паспорте вообще указан 1930 год, Р.М. Янгиров пишет, что первые жильцы вселились в 1932 г., хотя с учётом газетных публикаций, согласно которым даже меньшие по размеру государственные коммунальные дома из-за отсутствия материалов строились годами (первый коммунальный дом начали строить в 1929-м, в апреле 1932 г. в газете всё ещё шла информация со стройки), то трудно представить, что кооперативный дом получит какие-то преимущества. Во всяком случае, план на 1931 год по объекту ЖАКТа «Желдор» был выполнен всего на 28% («Красная Башкирия» от 12 апреля). Практика тех лет вообще удивляет, так, буквально в соседних номерах газеты шёл материал о строительстве первого коммунального дома: «…сваливается штукатурка, потрескиваются стены, отсутствует канализация, водопровод… Во всём доме нет уборных». И тут же говорится о том, что этот самый дом уже заселён: «Некоторые квартиры превращены жильцами в грязные сараи. В комнатах рубят дрова…». 
Из-за постановления и по указанию сверху содержание «начинки» нового дома «Желдора» было пересмотрено. Комнаты-спальни, на которые дом поначалу был разбит, заменили отдельными квартирами. В каждой из них появились ванные комнаты либо душевые с умывальником и туалетом. Только с кухнями вопрос решался сложнее. И стал наш дом-коммуна… коммунальным домом со всеми благами тех лет – водопроводом, центральным водяным отоплением (и собственной котельной), канализацией (и выгребными ямами – в то время в Уфе ещё не было городской канализации). И получается, что просуществовал наш «дом-коммуна» всего лишь два месяца или чуть больше (уж не 72 ли дня?)…
В связи с тем что иллюзия житья коммуной благополучно умерла, корпус-«вставку» заняли важные сотрудники Наркомобраза – там обосновался методический дошкольный кабинет (во всяком случае, в начале 50-х он назывался именно так). По-видимому, в конце 50-х гг. теперь уже министерству образования удалось «оттяпать» у жильцов часть двора, на котором устроили игровую площадку для воспитанников детского сада №27, который вскоре занял бывшие кабинеты методкабинета. Один из очень юных (в начале 70-х) посетителей садика вспоминает, как он с одногруппниками с интересом наблюдал за ждущими автозака подследственными во внутреннем дворике МВД – от детей их отделял лишь заборчик. Вход в детсад тоже был устроен со двора.
21 июля 1953 года в жизни «дома-коммуны» произошло эпохальное событие: в 14 часов 20 минут работники газораспределительной станции открыли задвижку, и через два часа по сети низкого давления в домашние плиты и газовые колонки поступил газ – легендарный дом был газифицирован в Уфе первым.
В конце 50-х с северной стороны дома появилось здание треста «Башнефтегеофизика», сквер расширили до улицы Чернышевского и установили в нём бетонный памятник автору «Что делать?». В годы перестройки скульптура развалилась, и её снесли. А в 2018-м в сквере появилась новая скульптура – памятник уфимскому городовому.

Анатолий ЧЕЧУХА








НАШ ПОДПИСЧИК - ВСЯ СТРАНА

Сообщите об этом своим иногородним друзьям и знакомым.

Подробнее...






ИНФОРМЕРЫ

Онлайн подписка на журнал

Ufaved.info
Онлайн подписка


Хоккейный клуб Салават ёлаев

сайт администрации г. ”фы



Телекомпания "Вся Уфа

Казанские ведомости


яндекс.метрика


Все права на сайт принадлежат:
МБУ Уфа-Ведомости