На Руси охота с ловчими птицами упоминается еще в былинах. Во всяком случае, к XIV веку относится учреждение специальных слуг при великокняжеском дворе - сокольников, промышлявших ловчих птиц по разным уездам. Позднее к ХVI в придворных званиях царского двора появился чин сокольничего, что давало ему возможность претендовать на должность городового воеводы. Расцвет соколиной охоты пришелся на правление Алексея Михайловича (1629-1676), который собственноручно написал наставление но такой охоте. Судя по этому труду, все лица, имевшие отношение к ней, приравнивались к московскому дворянству. Сокольники владели поместьями, вотчинами, крепостными. Помытчики, ответственные за ловлю и воспитание птиц, освобождались от большинства денежных и натуральных повинностей. Это была привилегированная царская служба.

Последняя охота русских монархов с ловчими птицами состоялась в 1856 г. Ее организовали для Александра II башкиры. 

В регионе охота с ловчими птицами относится к древнейшим занятиям. Неслучайно в эпосе «Урал-батыр» отмечается, что родители главного героя держали кречета для охоты на птиц. 

Исследователи считают, что приручать хищных птиц для добычи дичи первыми стали жители Центральной Азии. От них этот промысел переняли персы, у которых, в свою очередь, его позаимствовали жители Балкан. Древние европейцы (кельты) научились этой охоте у фракийцев. 

Предки башкир, обитавшие на Алтае, были в числе первых народов, освоивших этот промысел. В древнетюркских орхонских и енисейских надписях VIII-X веков имеются сведения о ловчих птицах. В них неоднократно встречается междометие «tah, tah, tah», которым подзывали сокола. По свидетельству этнографа, директора Краеведческого музея в 1929-1931 годах Габдельахата Вильданова, башкиры Куваканского рода призывали ястреба с дальнего расстояния возгласом «тффу», который отдаленно напоминает древнетюркский аналог. 

В Зауралье есть племя кошсы. Выдающийся этнолог Раиль Кузеев утверждает, что кошсинцы рассказывают предания о приходе в Башкирию «с Алтая». Народная этимология слово «кошсы» связывает с чином - «сокольничий». Интересно, что в данном случае она подтверждается надежными источниками. В своем труде, посвященном истории Монгольской империи, персидский государственный деятель начала XIV века Рашид-ад-Дин отметил: «Эмир Мазук-кушчи, который находился «на службе у каана был старшим начальником сокольничих [кушчиан]». 

Есть сведения, что ногаи, властвовавшие над башкирами в конце XV-XVI веках, собирали ясак ловчими птицами. В 1600 году сборщики, приехавшие в Салъютскую волость, взяли у Кобдевлета Конкозова ястреба.

В родословной племени юрматы говорится, что после ухода ногаев башкиры получили все необходимое для нормальной жизни: «Ныне на этой земле есть место для зимнего юрта, есть вода для питья, есть гнездящийся беркут, орел-могильник, в воде есть бобёр, в лесу есть прыткая лисица, и куница, и выдра».

Гнезда беркута постоянно упоминаются в описании местных угодий в тех случаях, когда они сдавались в аренду пришлому населению. В таких соглашениях особо оговаривалось, чтобы арендаторы не ловили беркутов, соколов или ястребов. Гнезда ловчих птиц башкиры-вотчинники не хотели делить с кем-либо. Так, в 1763 году в Илькуль-Минской волости достигли соглашения с татарами, переселившимися из Казанского уезда, относительно поселения на реке Дема. Согласно договору, припущенникам запрещалось «беркутов и ястребов ловить». В 1778 году башкиры той же волости во главе со старшиной Бакыром Таймасовым припустили мишарей команды старшины Нигматуллы Янышева на свою землю в деревню Васильевку. Ограничения в правах общего владения вотчиной касались только ловли хищных птиц: «а ловцам птиц - беркутов, соколов, ястребов и подобных - оных не ловить».

Документы Уфимской приказной избы XVII века свидетельствуют о том, что охота с ловчими птицами была разрешена даже не всем вотчинникам. В 1696 году началась судебная тяжба между рядовыми башкирами и тарханами Юрматинской волости. Предметом спора стали угодья по реке Ашкадар. Согласно приговору воеводского суда, в вопросах землевладения тарханы не получили никаких преимуществ над рядовыми башкирами. Единственное исключение было сделано для угодий, в которых гнездились беркуты и ястребы. Независимо от их местонахождения все они оставались в полном владении тарханов. Таким образом, охота с хищными птицами в башкирском обществе, как и в российском или западноевропейском, оставалась прерогативой знати. 

Впрочем, ограничения не касались обучения ловчей птицы. О том, что башкиры славились в Средней Азии как искусные помытчики (дрессировщики хищных птиц), пишет первый исследователь Башкирии - Петр Рычков. В своей «Топографии Оренбургской» он подробно описывает охоту на волков с помощью беркутов. Ученый отметил, что подобная забава очень популярна у казахов, однако указал, что ловят беркутов «всегда в Башкирии». Здесь, по свидетельству автора, «узнав гнездо беркутов, наблюдают, когда старые молодых высидят и когда молодые оперятся, то вынув их из гнезда, под тем же деревом, где гнездо, привязывают за ногу ремнем или волосяною веревкою, чтобы старым переклевать ее было не можно, куда старые беркуты, прилетая, молодых кормят, которых охотники так скоро, как они начнут мясо есть, берут, и, отвозя в Оренбург, продают на ярмарке по их доброте и берут за самого хорошего рублей по пяти и по десяти, а иногда и больше». Во времена Рычкова на 10 рублей можно было купить двух башкирских лошадей или крепостную женщину. Кстати, сейчас в Монголии цена дрессированного беркута может достигать 10 000 долларов. 

Другой академик, Иван Лепехин, побывавший в Башкирии в 1772 году, описывает охоту с ловчими птицами. Он особо подчеркивает пристрастие местных к беркутам, с которыми охотятся не только на зайцев, но и на волков. Лепехин обратил внимание на то, что, отправляясь весной на кочевье, башкиры оставляли в деревнях всю домашнюю птицу - кур и гусей. Что делалось специально для «…для приманы хищных птиц, как то ястребов, орлов и соколов, к которым они великую имеют склонность... Орлы им потребны для стрел, на которыя они употребляют крыльныя и хвостовыя перья, выключая беркутов, которых башкирцы для ловления зверей, как то лисиц, зайцов и волков употребляют».

Слава башкир как лучших дрессировщиков ловчих птиц достигла в XIX веке и императорского двора. Известный историк Рамиль Рахимов обнаружил архивные документы, отразившие участие башкир в организации соколиной охоты, приуроченной к коронации Александра II. Он заметил, что пробуждение интереса к соколиной охоте связано с началом правления Александра II. Царь-освободитель не разделял убеждений своего отца Николая I о том, что главным императорским ритуалом является воинский парад. На фоне проигранной Россией Крымской кампании демонстрировать иностранным послам и собственной знати бравый вид и воинственность столичной гвардии было, по меньшей мере, неуместно. Именно охота была призвана стать новым церемониальным ритуалом власти, который бы продемонстрировал возвращение монархии к традиционным ценностям и мирному сосуществованию с соседями. Не случайно Александр II впоследствии расширил штат егермейстерского ведомства, при нем появилось новое охотничье угодье - Беловежская пуща. 

Александр II, узнав, что в Башкирии сохранился старинный обычай охоты с ловчими птицами, попросил Оренбургского генерал-губернатора графа Василия Перовского продемонстрировать его во время коронационных торжеств.

По воспоминаниям башкирского просветителя и ученого Мухаметсалима Уметбаева, Перовский задолго до коронации неоднократно охотился с ловчими птицами, подаренными ему кантонным начальником Ишмухаметом Уметбаевым. Отец башкирского просветителя каждый сентябрь устраивал соколиную охоту, которой развлекали гостей из Оренбурга и Уфы. Вот эта-то соколиная охота и не позволила Уметбаеву сберечь состояние. Два раза в месяц к нему приезжали со своими семьями почти все его начальники: командующий войском, попечитель, оренбургский муфтий с членами Магометанского духовного собрания, начальниками канцелярий, командиры отрядов, стряпчие и комиссары. Кроме того, Уметбаев держал у себя несколько десятков соколятников и некоторых из них командировал в город Оренбург к генерал-губернатору Перовскому. 

21 мая 1856 года глава егермейстерской конторы (заведовала императорской охотой) обер-егермейстер граф П.К. Ферзен обратился к В.А. Перовскому с письмом, в котором писал: «До Высочайшего сведения дошло, что во вверенных управлению Вашего сиятельства губерниях водятся беркуты или орлы, приученные брать не только птиц, но даже некоторых зверей, как лисиц, зайцев и других, а потому господину министру императорского двора угодно было мне поручить обратиться к Вашему сиятельству с покорнейшей просьбою: если таковые орлы действительно водятся во вверенном Вам крае, то прислать двух или трех… вместе с людьми, привыкшими с ними обращаться, в Москву, ко времени имеющей быть в августе месяце коронации Его Величества…».

В короткое время были найдены два беркута, два кречета, четыре сокола, два ястреба, приученные к охоте. Перовский принял решение отправить в Москву не только и не столько птиц с сопровождающими их охотниками. Для десяти башкир-охотников было сшито специальное обмундирование, имевшее национальный колорит. Оно состояло из суконных кафтанов алого, светло-синего, светло-серого и коричневых цветов, обшитых золотыми галунами на воротнике, рукавах, полах, подоле; черных бархатных шаровар с широкими лампасами. Головной убор был в виде суконных колпаков, обшитых малиновым бархатом и узким галуном. Каждому охотнику полагались шелковые пестрые пояса, сапоги, зеленые замшевые рукавицы, белые рубахи с позументом. Обмундирование было дорогим, но одновременно и эффектным. Кроме парадного, делегации сшили походное и рабочее обмундирование. 

Вооружили башкир-охотников богато украшенными азиатскими саблями. Лошадей они должны были получить в Москве у сводного Оренбургского казачьего полка № 2, находившегося в это время в Москве на службе. Делегацию возглавил сын Ишмухамета Уметбаева - двадцатипятилетний зауряд-сотник Фахретдин-хаджи, управляющий 27-м кантоном. 

6 августа команда, состоящая из командира, двух урядников и восьми рядовых, прибыла в Москву. Целый месяц башкиры находились в городе, наблюдали за проходящими коронационными торжествами, знакомились с местностью, приводили птиц, переживших нелегкий путь, в порядок. Как ни старались их сберечь, но в дороге часть птиц погибла из-за проблем с кормлением (беркут, ястреб и туйгун).

17 августа император с императрицей торжественно въехали в Москву. Сама церемония коронации Александра II состоялась 26-го в Успенском соборе Кремля. На ней присутствовала и наша депутация. Наконец, перед отъездом императора в Санкт-Петербург череду празднеств должен был завершить «охотничий сезон».

Послов иностранных держав, видавших королевские и иные охоты, вероятно, было трудно чем-либо удивить. Однако то, что они наблюдали 6 сентября 1856 года, было невиданным для них зрелищем. На их глазах появившаяся верхом команда охотников с ловчими птицами за считанные минуты затравила беркутом лисицу, а ястребами - двух зайцев. Весь процесс представлял собой выгон животных через кустарник и мелкий лес в чистое поле, после чего ловчих птиц, сидевших на руках охотников, запустили в небо. Выпущенные птицы, увидев бегущую добычу, камнем падали сверху, захватывали дичь своими когтями и возвращались к хозяину-охотнику. 

14 сентября охота с ловчими птицами проводилась уже в присутствии самого императора, цесаревича, великих князей и иностранных послов. Беркут затравил лисицу, а ястребы - четырех зайцев. Как сообщал свидетель этой охоты обер-егермейстер граф П.К. Ферзен: «Его Императорское Величество охотою сею остался весьма доволен». Скорее всего, именно по его приказанию охота с ловчими птицами стала сюжетом для художественного полотна, которое сохранило для потомков это необычное зрелище.

Разумеется, «успех» охоты заключался не столько в том, что башкирские беркут и ястребы поймали лисиц и зайцев, каким бы красивым и захватывающим это действие ни было. Главное, что во время коронации представителям европейских государств было продемонстрировано единение народов в составе российского государства. Поражение в только что завершившейся Крымской войне не внесло смуты в жизнь страны, а православный царь охотится совместно с мусульманами, отдавая дань уважения древнему виду охоты.

Александр II «за успешное производство с беркутами и ястребами охот, изволил изъявить Высочайшее свое удовольствие». Особую благодарность на имя генерал-губернатора В.А. Перовского выразил граф П.К. Ферзен «за отлично-примерное поведение во все время нахождения в Москве г. Уметбаева с вверенною ему командою нижних чинов Башкирского войска». Башкиры получили по 50 рублей серебром, что представляло для того времени немалую сумму, а их командира, зауряд-сотника Ф. Уметбаева пожаловали бриллиантовым перстнем с изумрудом. Впоследствии он получит чин зауряд-есаула. Кроме того, всем охотникам подарили коронационные жетоны как свидетелям коронации императора Александра II. Одного из них, урядника Юлдыбаева, оставили на некоторое время в Москве для обучения царских егерей тонкостям охоты с ловчими птицами. Он был родом из 6-го кантона, который находился в то время в Верхнеуральском уезде, на территории современного Белорецкого района республики.

Успех на коронации башкир-охотников вызвал бурную реакцию в крае. Начальство, не разобравшись в тонкостях дипломатического этикета, решило, что вновь возвратилась мода на соколиную охоту, а Оренбургской губернии быть основным поставщиком ловчих птиц для царских охот. Была срочно проведена перепись пернатых, проведены меры по отлову новых птиц, отправлены чиновники в Казахстан для поиска ловчих птиц там. Однако пыл губернских чиновников охладил ответ, полученный из Петербурга, в котором указывалось, что заниматься подготовкой к такого рода занятиям нет необходимости и в ловчих птицах императорская охота не нуждается.

Интересно, что на следующей коронации, в 1883 году, Мухаметсалим Уметбаев (родной брат Фахретдина), входивший в состав делегации от Уфимской губернии, преподнес императору Александру III богато украшенный серебряный альбом, где каллиграфически золотом была написана молитва на арабском и русском языках. За этот подарок он был удостоен благодарности, а за участие в качестве ассистента муфтия при священном короновании царя его наградили серебряной медалью.