Михаил Новиков, стоявший у истоков киноиндустрии в Башкирии, – бесспорная легенда Уфы, несмотря на то что родился в Ташкенте, младенчество провел в Ашхабаде, а детство и юность ­ в Омске. В Уфу выпускник ВГИКа приехал уже состоявшимся оператором. Он возглавлял киностудию Башкортостана с 1993 по 1997 год. Но прославился в нашей республике много раньше – будучи с 1976 года собкором  корпункта Свердловской киностудии. А имя себе сделал на документальных фильмах,  кадры из которых пробирали зрителя до нерва, заставляли размышлять о серьезных вещах, вроде бы и не показанных в ленте. 

    

    Мои ровесники и поколение постарше застали времена, когда перед показом художественного фильма в кинотеатрах крутили «Новости дня», «Хроника дня» ­ самые популярные киножурналы из десятка других. В новостных лентах нередко появлялись сюжеты о простых тружениках полей, как тогда говорили, и рабочих у станков. Съемки Новикова выбивались из общего ряда обязаловки и официоза: чеховский маленький человек – его любимый персонаж, и не важно, стоит он у мартеновской печи или пашет за штурвалом комбайна. Михаил Новиков создал 70 документальных фильмов, каждый из которых отмечали взыскательные кинокритики. Удостоенная нескольких наград документальная лента «Харасавэй» (об экспедиции геофизиков на Ямал) переносит зрителя в суровый климат: не просто слышишь завывание сбивающего с ног ветра с Ледовитого океана, но и реально сам съеживаешься и потираешь от холода руки, не понимая, как специалисты выполняли там свои сверхзадачи, оставаясь сплоченной командой. Еще один фестивальный фильм ­ «Сеятель твой и хранитель», снятый в 70­е годы: авторский текст в нем вызвался читать сам легендарный  «Председатель» ­ Михаил Ульянов, полюбившийся советскому зрителю по одноименной ленте. 

    Сюжеты в тех киножурналах шли буквально несколько минут, и большинство операторов не заморачивались – относились к таким заданиям как к необходимой, проходной текучке. Но только не Новиков! Увлекающаяся его натура не позволяла ограничиться дежурной съемкой  или  забыть о собранной фактуре, лишь малая толика которой попадала  в прокат. Новиков погружался в тему настолько основательно, что она продолжала его волновать и после выхода репортажа. Вот и в Уфу для знакомства с руководством республики он срочно вылетел из Кургана прямо со встречи в НИИ сельского хозяйства, где ему в знак благодарности за сотрудничество подарили сноп селективной высокоурожайной пшеницы, дающей 30 центнеров с гектара вместо 5. Новиков сунул сноп в портфель и заспешил на самолет. 

    Прежде Михаил много раз поездом проезжал  мимо Уфы. А о Башкирии судил по трем известным ему фактам. По творчеству Мустая Карима – «Не русский я, но россиянин…», по фильму «Салават Юлаев» и по нефтепроводу Туймазы­Омск. Вот и в тот день, подлетая к Уфе, он пытался разглядеть под крылом самолета «мустаевский березовый листок» Башкирии. Долетели быстро, из аэропорта – сразу на встречу к начальству.  В обкоме партии говорили с секретарем по идеологии Тагиром Ахунзяновым о разном:  слово за слово – чудесный экспонат был извлечен из портфеля. В кабинет босса срочно вызвали специалистов­аграриев, собравшиеся стали просить собкора «выбить» для Башкирии чудо­сорт. Новиков поплатился за собственную открытость – пришлось обкомовской секретарше связать его по телефону с директором Курганского НИИ – и тот не смог отказать уважаемому корреспонденту. Высокоурожайную пшеницу посеяли сначала в Илишевском районе, а потом распространили и на другие поля... 

    Приехав в 1976 году в Уфу собкором Свердловской киностудии, Михаил  не предполагал, что так прикипит к башкирской земле и ее людям. Много чего красивого и любопытного к тому времени повидал, но Башкирия его по­настоящему покорила. В каждом районе – от Хайбуллов до Янаула – у него появились  друзья, одержимые своим делом. Среди них ­   селекционер Лидия Николаевна Стреляева, сумевшая вывести самый морозоустойчивый сорт винограда в Кушнаренковском районе. Узнав, что в прошлом году на 120­летие Стреляевой в Кушнаренково открыли памятник, он искренне обрадовался: по заслугам! И тут же вспомнил несправедливо забытого уфимцами  Адгама Хасановича Валеева – «лучшего мэра Уфы», по утверждению Новикова.  Адгам Хасанович жил и работал в советскую эпоху и занимал должность председателя исполкома Уфы, что, в принципе, тождественно градоначальнику. Мне не довелось его знать, но бывшие руководители города и республики подтвердили данную Новиковым характеристику Адгама Хасановича – крупная фигура! Тогда почему среди 21 деятеля по фамилии Валеев­Валеева в Башкирской энциклопедии нет Адгама Валеева, как и нет улицы его имени?!  Михаил Николаевич этим фактом возмущен.  Познакомились они  в 1976 году, когда приехавший на работу в корпункт Уфы Михаил Новиков поселился в гостинице «Россия». Понаблюдав пару вечеров за окнами Горсовета, Новиков явился к председателю 

горисполкома знакомиться.

    ­ Что же вы так допоздна работаете, свет в ваших окнах до 11 вечера горит? – с ходу приветствовал его журналист.

    ­  Да, знаете ли, не успеваю. Днем по предприятиям и стройкам езжу, а уж за документы только вечером берусь, ­ начал было оправдываться Адгам Хасанович, приглашая гостя чаю попить. Такие беседы стали у них регулярными. Валеев подкупал своей адекватной реакцией на критику: все замечания наблюдательного Новикова брал на карандаш и благодарил, а потом непременно  возвращался к разговору, уточняя неизвестные собкору подробности. Нередко вместе бывали они на предприятиях, встречались с людьми при разных, далеко не праздных, обстоятельствах, и всегда Валеев вызывал уважение горожан своей доступностью и основательностью. А еще он ходил зимой без шапки – не модничал, а закалялся! 

    ­ Лицо же у нас не мерзнет, а почему должна мерзнуть голова?! ­ рассуждал градоначальник.

     Новикова удивляло, что мэр живет в Черниковке, ведь другие руководители, получив должность, непременно перебирались в исторический центр, в более престижные дома, а Валеев, возглавлявший городскую власть в Уфе 11 лет, категорически от таких предложений отказывался. Зато просьбы о помощи в решении квартирного вопроса, устройства в больницу, в санаторий рядовых уфимцев, в том числе и через Новикова, непременно старался исполнить.  Белая ворона, одним словом. Может, поэтому его и в Башкирскую энциклопедию не включили?!

    Совсем другим человеком оказался секретарь горкома, а потом и обкома Мидхат Шакиров – жесткий, амбициозный, не терпящий возражений. Его  многие боялись. Включая журналистов. Но Новиков умудрялся свою линию гнуть. Приехал как­то в Уфу  генсек Монголии Цеденбал. К визиту готовились, до встречи допустили надежных журналистов, от фотокоров были Володя Фомин из главной республиканской газеты, Виктор Воног из ТАСС и Михаил Новиков от киностудии. Новиков предусмотрительно забросил в свой УАЗик стремянку и поручил водителю ее подтащить в нужный момент. И вот вся журналистская братия толпится у зала заседаний, где проходит встреча. Наконец двери отворяются – выходят Шакиров с Цеденбалом под щелчки фотокамер, а сверху, со стремянки, боссов снимает Новиков. Шакиров, говорят, позеленел тогда от злости, но Цеденбал дружески протянул Михаилу руку – до этого они несколько раз встречались и беседовали в Омске, Новосибирске, Свердловске. Гнев пришлось сменить на милость. Шакирову категорически не нравилась борода Новикова, он вообще почему­то не переносил усатых и бородатых – об этом все знали и не перечили. Новикову много раз тоже намекали – надо бы, мол, расстаться с бородой. Бесполезно! Кинооператор не сдавался. Как­то после очередного совещания в Обкоме, тогда еще в старом здании на Советской (где теперь Национальный музей), попытался Ахунзянов его уговорить, а Новиков тут же кивнул на висевший портрет известных марксистов – им, значит, можно было, а нам нет?! Секретарь по идеологии махнул рукой и больше этот вопрос не поднимал. 

    В деталях помнит Михаил Николаевич трагедию под Улу­Теляком в июне 1989­го, когда при крушении двух поездов погибли свыше 600 человек и примерно столько же получили увечья. Новиков тогда примчался на своей «Буханке» одним из первых, видел убитых горем и  сошедших с ума матерей. Приходилось вести съемку, лавируя между профессиональным долгом и внутренним табу.  Его пронзительные кадры показали по каналам Центрального телевидения. А через год – новая беда: массовое фенольное отравление в Уфе. Народ вышел на улицы с угрожающими плакатами – кэгэбэшники столь яростной реакции не ожидали и даже подтянули войска. Местным журналистам рекомендовали придерживаться официальных сообщений и лишнего не писать. Но у федеральных – руки были развязаны, и Новиков снимал  по максимуму, быстро смонтировал фильм. В обкоме собрали партхозактив для показа в узком кругу, а на телевидении ­ запретили. Новиков тоже пришел на просмотр, но в его сторону вчерашние приятели старались не смотреть на всякий случай. В те дни он еще раз убедился в мужестве и принципиальности мэра Михаила Алексеевича Зайцева: он единственный из руководителей республики пошел в толпу протестующих уфимцев и честно отвечал на все  вопросы, объяснял ситуацию и дальнейшие планы по ликвидации фенольной угрозы. И в том фильме Новикова Зайцев оказался единственным начальником, давшим интервью на камеру.

    Подружился Новиков и с народным поэтом Мустаем Каримом, о встрече с которым мечтал с детства. В первый же год  в Уфе дважды слушал его выступления на официальных мероприятиях, а потом подошел ­ сразу разговорились, как давние приятели. Михаил получил приглашение Мустафы Сафича на домашний обед. Наметанным глазом киношник увидел  глубину  гармонии этой семьи: считал код их родственного союза, а не наигранных чувств.  Покидал дом Каримовых, размышляя о высоком, о предназначении человека, о брожениях в обществе, а еще о том, как бы и ему найти свою посланную небесами половинку после первого, развалившегося еще в Омске, брака. Познакомился Новиков и с мустаевскими друзьями. Бывало, откровенничали с Еленой Николаевской, больше других переводившей стихи Мустая. Она не только ценила мастерство башкирского поэта, но по праву считала его глубоко порядочным человеком. Хорошо знал всю «литературную телегу» ­ Расула Гамзатова, Давида Кугультинова, Кайсына Кулиева. Они встречались  и в Москве, и в родном селе писателя Кляшево, и на даче в Юматово. Михаил Николаевич вспоминает, как без всякого сценария на крыльцо дачного дома выбежал  внук и закричал: «Картатай!» ­  кадр потом вошел в фильм. А Мустай в тот момент заплакал. Не забыть и последнюю встречу с поэтом: они буквально столкнулись у Главпочтамта и пошли дальше до дворца «Нефтяник» ­ говорили о ситуации в стране. Мустай расспрашивал о взглядах на младореформаторов, на новые рыночные отношения, на будущее культуры, сохранение языков и литературы народов России. Народный поэт говорил тогда эмоционально, с болью – про исчезающие горизонты, про мрачные пятна на солнце, про отступающий от нас мир, дверь в который навсегда захлопнулась…

    Помнит Новиков, как приезжал в Уфу известный режиссер Сергей Герасимов: состоялось несколько творческих встреч, в том числе и с кинолюбителями. Герасимов тогда высоко оценил наших киношников, назвав их одними из лучших в стране. Среди отмеченных Сергеем Аполлинариевичем  фильмов оказались, к примеру, киноленты деревенского учителя из Мечетлинского района, Валеры Фаршатова из Ишимбая, молодого паренька из Мелеуза. То были лучшие образцы авторского кино, как сказали бы сегодня. А сам Новиков в первые же дни в Уфе напросился в гастрольный тур по республике с артистами, включая композитора Загира Исмагилова, – фотографии с той поездки вошли во многие книги и буклеты, с любовью их хранит мастер и в своем архиве. Запомнились самые первые заводские  съемки в Уфе – на нефтеперерабатывающих заводах, на «Витаминке», на «Уфимкабеле». Потом вышли фильмы «Курай Юмабая», «Аркаим», пятисерийный фильм об ансамбле Файзи Гаскарова.

    Новиков преклоняется перед памятью Фарита Фатыховича Габитова, стоявшего у истоков республиканского кино. Кстати сказать, в аэропорту Уфы в 1975­м Новикова как раз встречал Габитов. Именно он, будучи ответработником Обкома, не раз обращался с письмами в ЦК о необходимости создания в Башкирии киностудии. А выйдя на пенсию, еще с большей энергией взялся за проблемы отрасли, создал музей кино, был его директором, одновременно возглавляя Союз кинематографистов. 

    В 1993 году министр культуры Башкирии Салават Аминев (деловой  руководитель с предпринимательской жилкой) пригласил Михаила Новикова возглавить киностудию «Башкортостан» ­ обещал поддержку. Директор завода «Прогресс» откликнулся на просьбу министра и предоставил киностудии две комнаты в корпусе на углу Аксакова и Коммунистической (бывшее здание реального училища). 

    ­ В штате киностудии состояли три человека: главбух, худрук и экономист.  Я с энтузиазмом взялся за дело. Обратился в банк «Наука» ­ был в то время такой, искал коммерческие заказы, чтобы заработать на оборудование. Меня хорошо знали руководители во многих сферах и отраслях – заказы посыпались, только успевай снимать!  Благодаря этим проектам удалось неплохо оснаститься: купили лучшие по тем временам камеры, проявочную аппаратуру, машины, да и зарплата была приличная, ­ рассказывает  Михаил Николаевич.

    Несколько раз по просьбе Новикова приезжал учить уфимских коллег Геннадий Николаевич Шеваров, главный редактор документального кино Свердловской киностудии, а также  Лариса Ионина – лучший монтажер. Жизнь кипела! Проход в киностудию был через заводскую. И вот как­то звонит вахтер: мол, двое студентов к вам рвутся. То были Булат Юсупов с Айдаром Акмановым – студенты ВГИКа. Стали сотрудничать, Новиков, как мог, помогал. «В 1996 году Булат снял свой первый художественный фильм «Стеклянный пассажир», ­ вспоминает Михаил Николаевич. – А через год показали картину в Москве на Днях культуры Башкортостана. Так нас узнали в «Госкино». Пришло признание…»

    Однако к тому времени министра культуры Салавата Аминева сменил другой чиновник, считавший, что киностудию «Башкортостан» непременно должен возглавлять башкир. Новиков не стал упираться и уволился. Но Уфа и Башкирия стали родными, Новиков к тому времени основательно пустил здесь корни. Идей было полно: друзья снимали  мультипликационные фильмы – приглашали подключиться, но он решил попробовать себя в новом деле – создал рекламное агентство – тогда их появлялось много. Но тут его нашел Юрий Васильевич Калашников – помощник президента Рахимова. Стал уговаривать возглавить пресс­службу УФСИН. 

    ­ Меня в «тюрягу?!» ­ возмутился Новиков. Но Калашников попросил «не пороть горячку» и рассказал о заманчивых перспективах. Подумав пару дней, оператор согласился. И первым делом отправился в командировку в Чечню, где тогда шла война. Снял фильм, привез кучу потрясающих фотографий, показанных потом не раз  на московских выставках. Именно в «тюряге» всплыли в памяти картинки детства: в Омске они жили рядом со спецпоселением, рос среди пацанов из таких семей. Кстати сказать, его любимый учитель по ВГИКу Борис Цейтлин как раз был сослан в Омск и по­отечески потом относился к талантливому студенту Новикову. Михаил Николаевич всегда старался понять людей с исковерканной судьбой, понять и помочь. Так у него родился проект «Весточка из дома»: снимали откровения заключенных на видео ­ показывали родственникам, а от них везли в зону пробирающие до мурашек напутствия жен, матерей, забавные лепетания скучающих по отцам детей. Чеченская война тоже разворошила в нем генетическую память: и об отце, офицере­пограничнике, погибшем в Отечественную, о матери, летавшей в начале войны как те самые «ночные ведьмы», об отчиме, и после войны носившем погоны. Неслучайно, наверное, у Михаила Николаевича в лексиконе так много «полевых» сравнений. Говоря о мастерстве кинооператора, фотографа, он, к примеру, заявляет: 

    ­ На войне все стрелять умеют, а снайперы­то наперечет! Вот и киноснайперов еще надо поискать. Но именно они ловят мгновения жизни человечества и вершат историю цивилизации…