РУБРИКА "РОДОСЛОВНАЯ УФЫ"Дорогая моя Шушана
Так мы познакомились, стали здороваться. Изредка, видя, что у нее нет клиента, подсаживалась к ней в будочку, и мы вели разговоры про жизнь. Я уже знала ее настоящее имя - Шушана Садовна. Как-то набравшись храбрости, спросила: «Вы, наверное, армянка!» «Нет, детка, я - ассирийка!» - полыхнув зеленым огнем очей, гордо ответила Шушана. В те годы услышать такое было удивительно. Откуда ассирийцы, о которых я читала в школьном учебнике по истории древнего мира, в Советском Союзе, в Башкирии, в Уфе?.. Опережая повествование, сразу скажу: Шушана была необыкновенным человеком. Почти всю жизнь проработала чистильщицей обуви, но встречалась, например, со «всесоюзным старостой» Михаилом Ивановичем Калининым, близко знала семью разведчика Николая Кузнецова, была знакома с целительницей Джуной. Шушаны не стало в 1994-м. И вот спустя годы я решила восстановить историю жизни этой женщины. Родилась Шушана в 1910 году на северо-западе Ирана, в городе Урмия, основанном в древности как урартское поселение, возле большого соленого озера с одноименным названием - вода в нем по целебности не уступает водам Мертвого моря. Сегодня водоем и его берега обрели статус национального парка. Ассирийцев в Урмии и близлежащих деревнях уже давно почти не осталось. С конца XIX века этому многострадальному народу пришлось не раз просить помощи у России. Судя по всему, семья Шушаны оказалась в числе беженцев, прибывших в 1915-1918 годах после геноцида христиан в Османской империи. Ассирийцы одними из первых на Ближнем Востоке приняли христианство. Большая часть исповедовала несторианство, были среди них и православные. Тогда в России нашли пристанище около 50 тысяч ассирийцев, к 1926 году их осталось 26 тысяч. К 1939-му уже 19 тысяч: многие были репрессированы, умерли от голода, в общем, сполна разделили участь всего советского народа. Шушана говорила, что происходит из знатного рода, что она - «принцесса». Скорее всего вначале фамилия была Мирза, а уж потом ее переделали на русский лад. В Иране она потеряла родителей, после чего с двумя старшими братьями покинула родные места. Ассирийские поселения появились в Армении еще после русско-персидской войны, позже беженцы основали первую русскую Урмию, село Карханов-Араздаян на берегу реки Аракс, на границе между Россией и Турцией. В 1918-м жителям той Урмии пришлось бежать от курдов. Теперь путь скитальцев лежал на Кубань, где жили их друзья-казаки, с которыми они сблизились в то время, когда русские войска стояли в Персии. Казаки приняли их со всей широтой души. Так, в 1924 году в Краснодарском крае недалеко от Армавира возникло небольшое село, вновь получившее имя далекой утраченной родины, - Урмия. Именно здесь родились самые известные российские ассирийцы - Джуна Давиташвили и ученый-физик, член Российской академии наук Евгений Гиваргизов. Молодым Мирзаевым удалось устроиться в Невинномысске Ставропольского края. Несмотря на жизнь в землянке и хроническое недоедание, Шушана росла на удивление крепкой красивой девушкой. Ее приняли чистильщицей обуви на железнодорожную станцию. Шли мимо поезда, на которых ехали отпускники, командированные, мамаши и папаши с детьми. Время от времени какой-нибудь веселый парень-комсомолец кричал из вагонного окна: «Эй, красавица, поехали с нами! Что ты чахнешь здесь над чужими башмаками?» Шушана улыбалась, вздыхала и вновь принималась за работу. Внутренне она соглашалась с тем комсомольцем: пора, давно пора начать новую жизнь, делать больше полезного для советской родины. Но уехать куда-то не решалась, хотя терять особенно было нечего - у братьев были свои мечты и заботы. Ремесло свое она освоила еще в детстве - могла легко набойку прибить или сапог зашить. Обувному делу ее научили родственники. Попав в Россию, одни ассирийцы стали разводить сады, другие прославились как искусные сапожники. К тому же Шушана великолепно шила, кроила и вязала. У нее было главное, необходимое для ее ремесла, - чувство материала. Даже еще не дотронувшись до ткани, пряжи или кожи, Шушана могла на глаз оценить красоту и качество, определить сорт изделия. Это отличительное свойство настоящего мастера. Депортация Невинномысск был довольно тихим местом, городом он стал считаться лишь в 1939-м. Казалось, настоящая жизнь где-то далеко, а здесь лишь ее подобие. Однажды в ожидании поезда к девушке подошел немолодой человек начальственного вида. Разговорились. «Знаешь, я тут проездом. Живу в Башкирии. Наблюдаю за тобой и вижу, какая ты старательная и серьезная. Переживаю, думаю, что с тобой будет завтра. Не вечно же тебе сидеть в этом захолустье. А вот нам на заводе позарез нужны такие добросовестные работники. У нас много молодежи, есть общежитие, да и зарабатывать будешь куда больше». Мужчина оказался членом Башкирского обкома ВКП(б). Агитировать умел. Вот так 18-летняя Шушана очутилась в Стерлитамаке, на старом кожевенном заводе, основанном в 1870 году и до революции принадлежавшем купцу Щурову. На протяжении нескольких лет она красила долго пользовавшиеся спросом «комиссарские» кожанки, выполняла общественные поручения, слыла активисткой. Но в какой-то момент, в середине 30-х, сорвалась с места, поехала в Уфу и устроилась в артель «КООП-ремонт обуви». От судьбы не уйдешь - Шушане выделили шкафчик, стульчик для нее, стул для клиента и подставку для ног. Все это незамысловатое хозяйство располагалось на оживленном городском перекрестке возле Дома офицеров. Неожиданно Шушана почувствовала себя вполне благополучной, хотя по-прежнему была одна, стоящего парня - ровню себе - все еще не встретила. Чуть позже ей почудилось, что наконец-то она повстречалась с любовью. Это был москвич, они поженились и уехали в Москву. Брак не сложился, что-то помешало счастью, и Шушана вернулась в Уфу. Но подробностей она никому не рассказывала. Говорила только, что Москва ей не понравилась. А далеко от Уфы в кубанской Урмии, к середине 30-х достигшей своего расцвета и превратившейся в крупное село, был создан быстро разбогатевший колхоз имени Микояна. Здесь построили клуб, где членами самодеятельного драмкружка ставились спектакли на ассирийском, и школу, в которой детей учили родному языку. Хозяйство вышло в передовые и самые образцовые, об Урмии писали в центральных газетах. Посмотреть на чудо потянулись ассирийцы из других республик и областей СССР. Но в 1938-м этому благоденствию пришел конец. Почти все урмийские семьи пострадали от репрессий. Легче всего было «пришить» обвинение в шпионаже иностранным подданным - ассирийцы были обязаны отмечаться в иранском консульстве, у многих до 1960-х не было советских паспортов, а если кому-то удавалось получить документ, то такой «счастливчик» обычно просил в пресловутой пятой графе записать его армянином или греком. У Шушаны, бесстрашной и прямой натуры, в паспорте было написано все как есть: в «месте рождения» - Иран, город Урмия, в графе «национальность» - ассирийка. Она была уверена, что ей не от кого и не от чего прятаться, ведь она честно трудилась, столько сил отдавала Уфимской обувной фабрике (артель ушла в прошлое). Паспорта она добилась в 1942-м. А через два года попала в Москву, на прием к «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину, председателю Президиума Верховного Совета СССР. Почему-то в 1944-м правительство озаботилось расширением производства резиновой обуви. Был издан, в частности, указ относительно увеличения продукции на московском заводе «Красный богатырь». Да и на местах было решено организовать изготовление галош. К сожалению, не удалось найти подтверждающие документы, но, вероятнее всего, для успеха галошного производства тогда объединили усилия обувной фабрики и эвакуированных в Уфу заводов - ярославской «Резинотехники» и ленинградского «Красного треугольника», в начале войны быстро развернувших выпуск военной продукции, например, тех же аэростатов заграждения. Как представителя башкирских обувщиков Шушану командировали в Москву, и теперь она была в восторге от столичного ритма жизни. «Век бы оттуда не уезжала, - повторяла она по возвращении. - Да и Калинин - хороший человек». Быть может, именно тогда, в Москве, Шушана по-настоящему почувствовала себя личностью, гражданином великой державы, а не вечно гонимым, несчастным и бесправным иммигрантом. Конечно, Шушана не могла не заметить еще в прошлый, довоенный приезд, что по всей столице разбросано множество будочек ее коллег-соотечественников. На Плющихе обитала целая ассирийская колония. Кстати, совсем недалеко от правительственной приемной, где ее так тепло приняли, располагавшейся тогда на углу Коминтерновской (Воздвиженки) и Моховой, у Пречистенских ворот, многие годы, как и Шушана, работала легендарная баба Люся, Елизавета Степановна. Правда, она была помоложе, родилась в Москве, но ее семья тоже переселилась из иранской Урмии. О бабе Люсе я читала в каком-то альманахе, а в 1978-1980 годах видела ее часто, когда жила в Москве и два-три раза в неделю ездила в Академию художеств. Замуж Шушана вышла после войны, в зрелом возрасте. Житель Уфы Алексей Иванович Наумов пользовался большим уважением у обувщиков. Первоклассный мастер, трудяга, наставник молодежи - к нему на обучение обувная фабрика обычно отправляла выпускников детских домов. По мнению Шушаны, это был настоящий мужчина, хотя и на семь лет моложе ее, но переживший немало трудностей. В Уфу его родители перебрались из Туймазов, похоже, во время коллективизации. Тогда многие, кому грозило разорение, а значит и ссылка, приезжали в большой город, где легче было затеряться. Наумовы купили часть двух-этажного дома на Белякова. Там и начала вить гнездо Шушана. 20 марта 1947 года в знаменитом роддоме № 1 она разрешилась прехорошеньким мальчиком, названным Леонидом. Алексей Иванович был на седьмом небе и вместе с женой строил планы относительно будущего своего сына. Но через несколько месяцев у Алексея Ивановича обнаружили лейкемию, и он умер в конце того же 47-го. В 1949-м поднялась новая волна репрессий. Началась депортация южного народа - ассирийцев в Сибирь и безлюдные казахстанские степи. Все это цинично называлось «добровольным переселением на неосвоенные просторы Советской Родины». Не удалось бедной Шушане избежать этой участи. Вместе с Ленечкой ее отправили в Бакчарский район Томской области, в леспромхоз «Подольский». «Жили мы с мамой в бараке, там их было несколько. По соседству жили сосланные бандеровцы, - вспоминает Леонид Алексеевич. - Мужчины пилили и валили лес, женщины, в том числе мама, были сучкорубами - рабочими, рубившими ветви у спиленных деревьев. Работа самая адская, вечером возвращались едва живые. Еды мало, но мама старалась меня кормить. Ради этого, передохнув, садилась за швейную машинку и строчила до отбоя». После смерти Сталина сняли режим спецпоселений. Выжившим ассирийцам разрешили ехать домой. Домом для Шушаны давно стала Уфа. И когда она представила, как они вернутся туда и Ленечка пойдет в нормальную городскую школу, ее охватило невероятное счастье. В Уфе действительно встретили хорошо, предложили место чистильщицы у гостиницы «Башкирия». Было это в 1954 году. В первое время пришлось снимать углы. В доме на Белякова давно хозяйничали чужие люди. Потом все-таки появилось постоянное жилье на Ленина, 76. Ее тайна В Башкирии ассирийцев проживало не так уж много. По переписи 1959 года они вообще вошли в графу «прочие». В 1989-м был зафиксирован 31 человек, в 2002-м - 33. Но как я уже отметила выше, многие из осторожности записывались людьми другой национальности. Потомки, получившие высшее образование, ставшие кандидатами, докторами наук, профессорами, преуспевшие в бизнесе, уехали навсегда. Их родители - сапожники и чистильщики обуви - вкалывали от зари до зари для того, чтобы «мальчики выбились в люди». Несмотря на скромность своего положения, ассирийцы всегда отличались гордостью, независимостью, крепкими моральными устоями. «Где-то в начале 70-х мы с другом Толей Жаровым (ты его знала), получив гонорар, отправились в ресторан «Уфа», - рассказывает старший коллега-журналист. - Но он был закрыт на спецобслуживание. Тогда Жаров, купив болгарского сухого вина, направился к будочке, стоявшей у входа в ресторан, где сидел его друг-ассириец. Нам казалось, что это весьма романтично - распить бутылочку в таком месте. Хозяин будки любезно пригласил нас, а сам пошел погулять: «Ты же знаешь, Толя, я не употребляю». Друг понимающе кивнул». Шушана принципиально не брала чаевых. Все старались помочь ей заработать, особенно швейцары из гостиничного холла. «Это было в 60-е. Я росла в деревне Шамчурино Иглинского района, мой отец-фронтовик Гали Кутлуев был там директором школы. Каждый год в летние каникулы возил меня в Уфу, - говорит Роза Галеевна Даминова. - Обедали мы, как правило, в ресторане «Башкирия». И каждый раз швейцар придирался: у вас, дескать, обувь неважнецки выглядит, идите почистите, а потом приходите. И мы покорно шли к чистильщице обуви. Уверена, она сама ни о чем не подозревала». С Розой Галеевной мы познакомились во время моих поначалу тщетных поисков Леонида Алексеевича. Я не знала ни фамилии Шушаны, ни имени ее сына. Были только две зацепки: сын - сапожник, сноха - преподаватель техникума. С ней нас свел случай в начале 90-х. Однажды мы с фотокором поехали в Шакшу готовить какой-то репортаж и наткнулись там на студенческий строительный отряд из уфимского техникума во главе с энергичным молодым преподавателем-женщиной. Слово за слово, и выяснилось, что Шушана - ее свекровь, а муж - сапожник. Прошло почти 20 лет, и я, конечно, не могла вспомнить ни названия учебного заведения, ни имени снохи. Обзвонила все колледжи, в том числе и профессионально-педагогический, где Даминова - зам. директора. Роза Галеевна приняла самое активное участие в поисках, подняла на ноги всех ветеранов, но безуспешно. В отчаянии звоню подруге детства Томочке Целищевой - Тамаре Ивановне Остапчук. Выслушав мои жалобы, Томочка рассмеялась: «Искать больше никого не нужно. Сына твоей Шушаны знаю давно. Более того, он работает в нашем микрорайоне, и мы с ним узнали друг друга, хотя давно не виделись. На Ленина, 76, я бывала часто у своей одноклассницы». И вот Леонид Алексеевич и его жена Сания Магруфовна, оказавшаяся преподавателем Уфимского филиала Финакадемии при Правительстве РФ (бывший финансово-экономический колледж, а еще раньше техникум), сидят передо мной, и я узнаю все больше подробностей о жизни Шушаны. В 1962-м дом № 76 пошел под снос, Мирзаевы получили однушку в новой пятиэтажке на остановке «Железнодорожная больница». В этой квартире Шушана прожила до конца дней своих. Конечно, далековато было ездить в центр, но она любила постоянство во всем, поэтому не стала менять место «дислокации». В 1970-м Леня вернулся из армии, пробовал работать в каком-то тресте, но не пошло, тянуло его к профессии отца. «Дай-ка, Ленечка, устрою я тебя в салон модной обуви на Зорге, - предложила мать, - подучат, посоветуют, покажут - уж потом будешь самостоятельно работать». Получилось. В сегодняшней Уфе таких мастеров, как Леонид Мирзаев, - единицы. На работу Шушана ездила в любую погоду - в жару и холод, дождь и метель. Только в самые лютые морозы оставалась дома. Но без дела не сидела. Шила на специальной, бог весть кем придуманной машинке дефицитные шнурки, растирала краски, варила ваксу-гуталин. Добавляя ароматное туалетное мыло, облагораживала крем, предназначенный для солдатских сапог. Мода на кожаные куртки и пальто не переводилась, то и дело просили подкрасить потертости, хотя сама Шушана считала, что «состаренный» материал выглядит более благородно. Одна из семейных легенд - дружба Шушаны с семьей разведчика, Героя Советского Союза Николая Кузнецова. Где и при каких обстоятельствах произошло знакомство - этого она никому, даже сыну, не рассказывала, тайну унесла с собой. Но факт остается фактом: сестра Николая Ивановича не раз гостила у Шушаны, а в 1991-м, к юбилею героя, прислала ей книгу о брате и значок. В 80-е в Уфу приезжала Джуна. Сеансы проходили в «Нефтянике». По словам очевидцев, однажды, выйдя из дворца, Джуна прямиком направилась через дорогу к будочке. Шушана стояла на тротуаре, словно дожидаясь этого. Они обнялись и долго плакали. Со стороны могло показаться, что это мать и дочь после долгой разлуки. На самом деле встретились две урмийки, и у них было о чем лить слезы.
*** До Сании - Сони - Леонид Алексеевич был уже женат. У него двое старших сыновей - Валерий и Алексей. С Соней он почти 30 лет. Их сын Роман Мирзаев стал кинорежиссером, снимает фильмы, живет в Москве. Вообще-то по настоянию матери он получил серьезное образование - финансиста-юриста. В юности два года работал в Лондоне помощником продюсера на известном британском телеканале. Шушана была бы им довольна. До 83 лет она просидела у «Башкирии». Потом вдруг пропала. В один из весенних дней 1993-го почувствовала себя неважно. Леонид заехал за ней на машине, впервые за 40 лет оформили сдачу будки. После этого она уже не вернулась, а через год ее не стало. Поздними летними душными вечерами можно было видеть, как она, с годами погрузневшая, пополневшая, медленно идет от гостиницы к трамвайной остановке на Революционной. За спиной висит холщовая торба, и в ней щетки, банки с «эксклюзивным» кремом - словом, все ее богатство.
Рашида Краснова |