Ночь должна пройти…

Италия. 1942 год.  Неаполь. Семья Йовине  выживает как может. Жена непрактичного дона Дженнаро красавица Амалия берет бразды правления в свои руки. Семья живет на доходы от подпольной кофейни, открытой предприимчивой женщиной прямо в собственном доме, и от спекуляции продуктами, которые можно достать только на черном рынке. Дон Дженнаро искренне не понимает, откуда в семье продукты, но жена усыпляет его бдительность, говоря, что лишь оказывает услугу Эррико Красавчику, который хранит у нее дефицитный товар (как мы бы сказали) - масло, сало, муку и всего-то два центнера кофе, который Амалия предусмотрительно прячет в нижний матрац. Что же, можно понять бедную женщину, у которой муж не от мира сего, да трое детей, двое из которых вполне взрослые: Мария Розария и Амадео. Впрочем, младшая Рита еще мала. Время жестокое, поэтому можно отбросить ненужные сантименты: нет денег - драгоценности тоже сгодятся. Например, золотая сережка больной жены состоятельного служащего дона Риккардо.  А с конкурентами надо бороться за место под солнцем: у соседки донны Винченции кофе стоит всего «полторы лиры» - так можно и клиентов потерять. Но мстительная соседка опережает Амалию: «закладывает» ее полиции. Бригадир карабинеров Чаппа не застал врасплох семейство Йовине. Чтобы спасти семью, дон Дженнаро должен притвориться мертвым, а его окружение - в безутешных родственников. Однако Чаппу не проведешь: «В Неаполе развелось в последнее время слишком  много покойников». Но Дженнаро не из робкого десятка - даже налет вражеской авиации  не поднимает мертвеца со «смертного одра». И тут (а для этого надо быть итальяно!) бригадир дает слово не арестовывать и не проводить обыск, если  покойник прекратит ломать комедию.  В итоге все довольны: Чаппа - что не остался в дураках, а Дженнаро - спас семью.
Дальнейшие события в пьесе разворачиваются после  прихода американцев. Теперь донна Амалия - богатая женщина, а ее компаньон Эррико - сверхмиллионер, да еще и испытывает к похорошевшей от роскоши женщине пылкие чувства.  Но Амалия не спешит броситься ему в объятия, хоть ее муж уже полтора года как исчез. Как известно, за все в жизни приходится платить. На пути к богатству произошло стремительное расчеловечивание семьи  Йовине. Старшая Мария вступила в непозволительную для честной девушки связь с американским солдатом, который бросил ее, Амадео может сесть в тюрьму за угоны машин. Амалия в гонке за материальным благополучием становится черствой и безжалостной к чужому горю, напоминая несчастному дону Риккардо, который ей кругом должен, о тех временах, когда он пользовался дорогими магазинами, а ее дети ели похлебку из гороховой шелухи.
Но тут неожиданно возвращается пропавший муж - он был в немецком концлагере. Увиденное потрясло его.  Но если здесь каждый за себя, то один Бог за всех. Он посылает семье испытание: смертельно заболевает младшая дочь. Спасти ее может одно лекарство, но его нигде не достать. И тут  благородный дон Риккардо бесплатно отдает его Амалии.  Будь она на его месте, наверное,  поторговалась бы за выкуп заложенного дома и квартир. Поведение и слова Риккардо заставляют её задуматься о своем бессердечном поведении по отношению к нему. Муж усугубляет её терзания, называя безумием погоню за большими деньгами, за драгоценностями. Марию Розарию, признавшуюся отцу в своем грехе, Дженнаро прощает. Амалии он также облегчает душу и вселяет веру, что она еще сможет стать порядочным человеком. Главное - пережить ночь, - говорит герой.
Что же: кому - война, а кому - мать родна. В имевшей огромный зрительский успех  драме Виктора Розова «Вечно живые»  эта тема приобретает трагический оттенок. Когда одни гибнут на фронте, другие наживаются: Нюрка-хлеборезка, администратор филармонии Чернов… У нас была другая война, другие жертвы, другой счет к оккупантам и слишком  дорогая цена - миллионы жизней.
О проблемах современного общества, особенностях русского и итальянского восприятия жизни,  мы беседуем с режиссером Пауло Эмилио Ланди, который в конце сезона преподнес уфимской публике свою очередную постановку -  трагикомедию «Неаполь - город миллионеров».
- Синьор Ланди, вы выбираете для себя далеко не современных авторов. Сначала - Мольер, теперь Эдуардо  де Филиппо. В чем, по-вашему, актуальность его пьесы для сегодняшней России?
- Я думаю, что она очень современна. Откуда появились русские миллионеры нового времени, как сколотили свои многомиллиардные состояния? Ответ на этот вопрос знают все.  Если одним дозволено, то такой ли уж это грех? В пьесе проповедуются прописные истины: в погоне за богатством человек забывает об истинных ценностях, гибнет как личность. Иногда это процесс необратимый. Я не ставил перед собой задачу учить кого-то жизни, морализировать. Мы просто напоминаем публике и спрашиваем, что для вас важно? Только сам зритель должен решить. Первые зрители «Города миллионеров» жили в тех событиях, которые разворачивались перед ними на сцене, для этих людей война еще не закончилась. Публика в зале включалась в эти декорации, а актеры держали с ней связь. Герой говорит: ночь должна пройти…   Нет готового рецепта, есть надежда, что когда-нибудь мы будем жить лучше.
- Для нас ситуация вполне узнаваемая и типичная. Женщина, любой ценой старающаяся выжить и вытянуть всю семью,  и пассивный муж, который рассуждает о добродетелях, но при этом тоже хочет есть…
- В том-то и дело, что работающая женщина в то время в Италии -исключение из правил. Формально Дженнаро и Амалия разведены. Но развод по-итальянски -  сложная вещь.  Дженнаро - фантазер, верит, что все можно исправить…
- Эдуардо де Филиппо говорил: «Я уверен, что мои пьесы всегда трагичны, даже когда заставляют зрителя смеяться».  Беспечный смех на фоне социальных проблем - в этом его особенность и, думаю, притягательность для нашего зрителя. Как филолог, не могу припомнить жанра трагикомедии в русской и тем более советской драматургии. Может быть, только несмешные комедии Чехова, больше напоминающие трагедии… Недотепы, живущие не по средствам и не понимающие, что их конец близок. Но у Антона Павловича все не так просто: существует второе дно - подводное течение.
- Русским нравится страдать. Нет легкости отношения ко многим жизненным коллизиям. У нас по-другому. Жить можно в любые времена, не заламывать руки, не рассуждать: за что?
- Всемирные человеческие проблемы с национальными итальянскими особенностями и русским надрывом в душе? Смеяться тогда, когда хочется плакать?
- Можно и так сказать. Самая комичная сцена, когда Дженнаро притворяется мертвым, чтобы спасти свою семью. Думаю, что такой фарс с покойником для вас не приемлем. Для итальянца же нет ничего оскорбительнее, чем прослыть дураком. Это вопрос гордости.
-  Чего, на ваш взгляд, больше в этой трагикомедии, какая часть перевешивает?
- Горький, странный вкус комедии, которая превращается в драму.
- Синьор Ланди, а какую задачу вы ставили перед актерами?
- Не надо ничего изображать, быть ближе к натуре и вкладывать то, что у них есть.
- Существует определенный стереотип нашего видения итальянского характера: бурная жестикуляция, бешеный темперамент. В последнее время даже появилось такое понятие, как «итальянская семья». Хотя, мне кажется, что в сочетании с русским матом - это совершенный моветон.
- Я как раз просил актеров уйти от ненужных жестикуляций и не представлять итальянцев как каких-то сумасшедших.
- Всегда немного странно, когда видишь, как играют, например, русские пьесы в зарубежных театрах. Что-то неуловимо исчезает…  Как вам кажется, что теряет пьеса при переводе на другой язык?
- Я скажу парадоксальную вещь - нет итальянского языка как такового, есть много диалектов. В Неаполе - неаполитанский. Один наш известный актер поставил «Город миллионеров» для шведского телевидения. И она с треском провалилась, потому перевод не раскрыл всех нюансов речи, и как следствие - характеров.
- Сейчас модно брать хрестоматийную драматургию и переделывать ее по своему образу и подобию, находя в ней такие повороты, которые, как мы говорим, «высосаны из пальца». Как вы относитесь к подобным экспериментам? 
- Наверное, это возможно, если интерпретировать литературный источник. Эдуардо де Филиппо был не только драматургом, но и режиссером, и актером. И он не шел от литературы, а проверял сценический материал на зрителях. Поэтому от чего-то отказаться, убрать какой-то, незначительный персонаж (как может показаться) или вырезать монолог, не удается. Он сам, как артист, проделывал это на сцене. И как бы кто-то ни хотел, здесь режиссерская задумка ничего не даст. Я, вообще,  против экспериментов. «Благодаря» им, итальянский театр расстался со своим зрителем, увлекшись тем, что неинтересно и непонятно широкой публике. В угоду ограниченному кругу эстетов. Поэтому закрываются театры, в том числе и в Риме. Люди предпочитают другие места для развлечений. Я езжу по всему миру и могу констатировать: итальянский театр умирает. Это одна из причин моего присутствия в России.
- Так, значит, у нас  все не так плохо, как мы думаем?
- Итальянские власти откровенно заявляют: культура людей не кормит. Субсидии на ее содержание уменьшились на 70 процентов. Надо ценить то, что есть. У вас много театров, есть даже Молодежный, Кукол. У нас нет такой традиции. Я впервые увидел спектакль, когда мне было 16.
- На смену ночи всегда приходит рассвет… в жизни так бывает не всегда…
- Да, но мне кажется, что, только пережив ночь, можно ощутить всю  прелесть бытия.

Светлана ЯНОВА