Изучая в архивах биографии наших земляков - участников Отечественной войны 1812 года, я обнаружил документы, свидетельствующие о человеке, в высшей степени неординарной судьбы и не типичного поведения. Долг историка, помимо социальной ответственности, состоит в том, чтобы такие личности не были забыты, даже если их было до обидного мало. Тем не менее в российской провинциальной жизни первой половины XIX века наряду с персонажами Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина жили люди, дела которых поддерживали веру в справедливость.

Николай Иванович Демостико оказался в Оренбургской губернии по назначению Александровского комитета, который был «высочайше утвержден» 18 августа 1814 года. Деятельность этой организации мало отражена в исторической литературе, а между тем, после наполеоновских войн комитет сделал немало для облегчения материального положения неимущих раненых ветеранов Отечественной войны и заграничных походов. Назначение комитета Александр I определил так: «Я отверзаю ныне путь, удобнейший всем увечным в последнюю, незабвенную по громким делам своим, войну — генералам, штаб- и обер-офицерам, не имеющим другого состояния, кроме определенного при отставке пенсиона, прибегать во всех нуждах своих ко Мне». Наряду с денежными пособиями раненым офицерам, комитет получил от государя полномочия переименовывать военные чины в гражданские и давать военным преимущество при назначении на должности городничих, полицмейстеров и т.д. 

Полковник Николай Иванович Демостико имел все основания для получения помощи со стороны Александровского комитета. Как говорится в его формулярном списке, он был неоднократно ранен и при этом не обладал никаким недвижимым имуществом. Ко времени получения полицмейстерской должности в Оренбурге ему перевалило за 50 лет, а в военную службу вступил в возрасте 16 лет. 

Происходил он из греческих дворян города Константинополя, что больше свидетельствовало о древнем происхождении рода, нежели о реальных сословных привилегиях. Османские власти не делали различий между различными категориями православного населения. Едва ли в данном случае речь о правящем классе в дунайских провинциях империи – греках-фанариотах. Эти разбогатевшие на торговле обитатели греческого квартала Фанар в Константинополе, как правило, не имели патрицианских корней. Интересно, что при переселении в Россию греческое дворянство сохранило представления о своем высоком положении. Оно стремилось не смешиваться с земляками из богатых купеческих и промышленных родов. Историк Таганрога П.П. Филевский отмечал, что «Контингент греческого населения в Таганроге был, так сказать, более аристократичен сравнительно с другими греческими поселениями России. В городе жили Маврокордато, Булгари, Комнено, Палеолог».

Формулярный список Демостико не может ответить на вопрос: в какой греческой колонии Российской империи он жил до поступления на военную службу. Лишь косвенно можно предположить, что будущий оренбургский полицмейстер был выходцем либо из Мариупольского округа, либо из греческой колонии Одессы. Дело в том, что Николай Иванович начал службу в лейб-гвардии уланском полку, который до 1803 года назывался Одесским гусарским полком. Он в свою очередь был сформирован в том же 1803 году из гусарских эскадронов Сумского, Изюмского и Мариупольского полков и рекрутов. Лейб-гвардии уланский полк принадлежал к элитным частям русской армии. Особо следует отметить, что Николай Иванович, поступив на службу шестнадцатилетним юношей, сразу был определен в юнкера, что говорило не только о признании его российского дворянского статуса, но и о наличии соответствующего образования. В XIX веке юнкера гвардии приравнивались к армейским подпоручикам. Буквально через полгода молодой Демостико получил в свое командование гвардейский эскадрон. Такое быстрое повышение в чине было обусловлено большими потерями, которые понесли уланы в ходе военных действий против наполеоновских войск в Пруссии весной 1807 года. 29-30 мая Демостико участвовал в бою под Гельсбергом, а 14 июня – в одном из самых кровопролитных сражений кампании 1807-1808 годов под Фридланом, в котором русская армия потеряла убитыми до трети своего состава. 

После Тильзитского договора лейб-гвардии уланский полк был отведен в Петербург, однако, эскадрон Демостико отправили в Финляндию для участия в войне против Швеции. В формулярном списке Николая Ивановича особо отмечено, что «имея от роду 19 лет» он получил чин корнета лейб-гвардии, что приравнивалось к чину армейского поручика. В войне против шведов Демостико впервые был ранен. Это произошло под кирхой Якобс. В том бою, возглавив атаку эскадрона, Демостико получил ранение «штыком в левую ногу». 

В конце 1809 года второй эскадрон лейб-гвардии уланского полка стал основой для формирования драгунского, который был создан «по образцу наполеоновской гвардии». Таким образом, Николай Иванович из улан перешел в драгуны, поменяв звание корнета на чин прапорщика. Однако по неясным нам причинам через год Демостико перевели поручиком в армейскую кавалерию в Чугуевский уланский полк, в составе которого он провоевал до 1818 года. С 1 марта по 1 августа чугуевцы находились в придунайских княжествах Молдавии, Валахии и Бессарабии. Полк доблестно сражался под Браиловым. За взятие Пазарджика, где в плен попало пятитысячное турецкое войско Пехливана-паши, офицерам были пожалованы золотые кресты, а нижние чины получили особо установленные медали. Всю вторую половину 1810 года чугуевцы провели в Болгарии под Шумлою, Рущуком и Журжею. 

В начале 1811 года,  ввиду угрозы вторжения наполеоновской армии в Россию, часть войск русской Дунайской армии была направлена на западную границу. Уланам довелось принять участие лишь в событиях заключительного этапа Отечественной войны 1812 года. Задачей 3-й Западной армии П.В. Чичагова было отрезать путь для отступления наполеоновской армии с юга. 15 сентября шесть эскадронов улан вместе с донскими казаками выступили из городка Корытницы к деревне Ставки. Вечером того же дня  при поддержке артиллерии заняли лагерь французов, оттеснив их к городку Любомль. Пленные рассказывали, что отряд насчитывал до 8 тысяч человек, имел две батареи и находился под начальством самого знаменитого Ренье. После перехода границы с 1 по 21 марта 1813 года чугуевские уланы участвовали в осаде крепости Глогау. 23 апреля полк Демостико отличился  в деле между местечками Геренгевальд и Вальдегейм, а 8 и 9 мая – в генеральном сражении под Бауценом, где на левом фланге «удерживали все покушения неприятеля обойтить и ворваться во фланг линии союзной армии». Здесь чугуевцы взяли батарею противника и разбили эскадрон кирасир. Николай Иванович в деле при Бауцене был «ранен пулею в правую руку выше локтя с повреждением кости, от раны сей пользовался при полку находясь во фронте, в воздаянии чего отличного мужества и храбрости всем сражении им оказании награжден орденом Святой Анны 4 степени». 

После Рейнбахского перемирия чугуевцы двинулись через Силезию и Богемию в Теплицу, оттуда к Пирнову и Дрездену, где в августе 1813 года вместе с гродненскими и прусскими гусарами отбили атаку французской гвардейской кавалерии, взяв много пленных. Несмотря на военные действия и потери в офицерском составе, Николай Иванович только к 1816 году получил следующий чин – штабс-ротмистра. Однако с наступлением мира продвижение по службе ускорилось. В 1818-м Демостико дослужился до ротмистра, что соответствовало чину капитана в пехотных частях. В 1820 году за «усердную службу» Николай Иванович награжден орденом Святой Анны 3 степени, а в конце того года - 31900 рублями серебром. 

В 1824 году Николай Иванович переводится с чином майора в Борисоглебский уланский полк, в составе которого он прошел персидскую кампанию. Фактически командуя полком, Демостико принял участие в ключевых событиях персидской кампании – взятии крепости Сардар-Аббада, где было разгромлено 40-тысячное войско шаха. За отличие, оказанное при осаде и штурме Эривани, Демостико награжден орденом Святого Владимира 4 степени с бантом. В 1829 году майор в возрасте 38 лет переводится в нестроевые войска – фурштатские бригады, с назначением командиром батальона. После расформирования бригады Демостико, за год до отставки, попросил начальство вернуть его в Борисо-

глебский уланский полк, где в 1832 году за отличие по службе он был произведен подполковником. 1 января 1833 года Демостико «согласно прошению за ранами» ушел в отставку в чине полковника «с мундиром и пенсионным полного жалования». Таким образом, он за первую треть XIX века пропустил только одну турецкую военную кампанию 1828-1829 годов. Во всех остальных не только принял активное участие, но и вел себя безупречно во всех отношениях. Об этом свидетельствует «Знак отличия за беспорочную службу в офицерском звании 20 лет». Им награждались только офицеры, которые не имели взысканий. Но главная награда ожидала Демостико в самом конце военной карьеры, когда был награжден высшей наградой – орденом Святого Георгия 4 степени.

Первая гражданская должность, которая была предложена Демостико Александровским комитетом в 1836 году, - служба полицмейстером в Саратове. Однако через два года по неясным причинам он «по распоряжению начальства» был перемещен городничим в Валки Харьковской губернии. С точки зрения полномочий и административного ресурса это назначение было понижением в должности, что вполне объяснимо вызвало желание Демостико уйти в отставку «по болезни» уже через полгода. В 1840 году он подал прошение об определении смотрителем военных казарм лейб-гвардии Павловского полка, однако и здесь Демостико прослужил чуть более одного года. Только в июне 1843 года Николай Иванович по назначению Александровского комитета был определен полицмейстером в город Оренбург где, несмотря на некоторые неприятности и огорчения по службе, что называется, пустил корни.

Свою деятельность на посту главы городской полиции полковник Демостико начал весьма энергично и в высшей степени не типично. В фонде канцелярии оренбургского генерал-губернатора хранится его докладная записка, датированная 1845 годом. Демостико озаглавил ее «Об улучшении оренбургским полицмейстером полицейской части». Если кратко пересказать ее содержание, то в ней отмечаются недостатки и перечисляются мероприятия, проделанные для их устранения. По форме это лапидарный и не очень увлекательный документ, если не брать в расчет то, что Демостико все «улучшения» произвел за счет личных средств. Полицмейстер так описывает произведенные им расходы: «Заметив медленное производство следственных дел… я усилил канцелярию полиции 6 вольнонаемными писцами с производством жалования из своей собственности, а секретарю оной в поощрении трудов его и деятельности по производству к определенному ему штату от казны жалования 85 рублей 74 копейки, положил добавочно из своей собственности 142 рубля 85 копеек серебром». Демостико фактически создает параллельно полицейской свою собственную канцелярию для ускорения производства следственных дел: «Для наблюдения за скорейшим и своевременным исполнением всех вообще требований в полицию поступающих составил отдельно свою канцелярию из трех вольнонаемных писцов с производством жалования из своей же собственности по 342 рубля 85 копеек серебром в год». 

Новый полицмейстер посчитал, что его расходы на содержание канцелярии недостаточны для улучшения дел. Он потратил немалую сумму на приобретение всякого рода инвентаря, инструментов, лошадей и даже мебели для полицейского присутствия: «Присутственные и канцелярские комнаты полиции украсил приличной мебелью и снабдив следующими принадлежностями с избытком».

Поскольку полицмейстер в Оренбурге отвечал и за пожарную часть со всеми дорогостоящими машинами и транспортом, то Демостико направил часть своих средств для приобретения живого и неживого инвентаря: «По малому количеству заведенных от казны 8 пожарных лошадей для возки огнегасительных инструментов и экипажа купил особо и содержу на собственный свой счет еще 5 лошадей с заведением на них в двойном комплекте всей упряжи и сбруи, а также построил на прочих казенных лошадей другой комплект новой хорошей упряжи со сбруею, произвел в пожарных инструментах значительные добавления с устройством их по образцу санкт-петербургской пожарной части».

Как бывший полковой командир Демостико проявил редкую для гражданских чинов заботу о своих рядовых подчиненных: «Нижние чины пожарной команды, получая прежде положенный от казны провиант, довольствовались сухой пищей без всякого приварка, подвергая себя при трудных всегдашних занятиях изнурениям и болезням, я со вступления своим прекратил это: завел с пожертвованием некоторой части из своей собственности общую артель, улучшил ея всеми средствами и тем доставил способ к приличному и хорошему их продовольствию». 

И, наконец, он за свой счет перестроил ветхое здание полиции и пожарной казармы. В окончании записки полицмейстер кратко заметил, что «…нововведенные улучшения, относящиеся к благовидному и прочному состоянию здешних полицейских частей, обходятся мне ежегодно до 1428 рублей 57 копеек серебром из моей собственности, не включая в то число издержек, какие добавляются на устройство мостов с перевозными судами, на ремонтирование тюремного замка и ветхих полицейских служеб, состоящих при казенных зданиях». Однако Демостико особо подчеркнул, что он не нуждается в каких-либо поощрениях со стороны генерал-губернатора: «…не с тем, чтобы я искал каких-либо наград за труды и собственность мою, но одну только цель довести это до личного сведения Вашего Высокопревосходительства».

Нельзя сказать, что губернские власти не видели плачевного состояния полицейской части Оренбурга. Однако все начальники края первой трети XIX века считали, что без достаточных средств невозможно изменить положение дел. Назначенный в 1817 году оренбургским военным губернатором П.К. Эссен доносил санкт-петербургскому генерал-губернатору С.К. Вязьмитинову: «По прибытии моем в Оренбург нашел я гражданскую полицию в лице одного городничего, по неимению никаких более при ней чиновников, военная полиция имела влияние на часть гражданскую и от того расстроился надлежащий порядок».

Ознакомившись с опытом своих предшественников в деле учреждения полиции и определив, что город Оренбург не имеет никаких особых доходов кроме торговых, поступающих в общий государственный доход, пришел к выводу «учредить полицию на счет казны». 12 сентября 1817 года был получен ответ, что «Комитет министров журналом своим 26 июля положил поднести на высочайшее утверждение штат Оренбургской полиции». А ежегодное содержание ее и единовременную издержку в размере 4300 рублей, предусмотренную на приобретение пожарных инструментов, постройку сараев для их хранения и приобретения десяти лошадей, принять на счет казны. Тем не менее казенных средств, как видно из записки Демостико, не хватало для содержания необходимых канцелярских служащих. 

Даже поверхностное ознакомление с описями архива «Оренбургского губернского правления» и «Канцелярии оренбургского генерал-губернатора» показывает, что в первой половине XIX века в губернии не проходило и года, чтобы не заводились громкие следственные дела, вызванные казнокрадством чиновников. Тем не менее деятельность оренбургского полицмейстера не была понята вышестоящим начальством и не послужила в качестве примера служебного бескорыстия другим чиновникам. Более того, через год после подачи своей записки Демостико был отрешен от должности, попал под суд и на время следствия был направлен городничим в Троицк. 

В 1846 году оренбургский генерал-губернатор Обручев ходатайствовал перед военным министром о переводе троицкого городничего Демостико на место оренбургского полицмейстера Курендовича. Однако военное министерство указало на невозможность этой рокировки вследствие того, что Демостико находится под судом по жалобам аудитора Перова. В свою очередь генерал-губернатор подготовил целый комплекс аргументов в пользу необходимости возвращения Демостико в Оренбург. Во-первых, он указал на то, что обвинения Перова рассмотрены двумя судебными инстанциями. Решения их, утвержденные начальником губернии, представлены им в Правительствующий сенат, по которым он совершенно оправдан. Следует отметить, что в архивах Уфы и Оренбурга так и не удалось разыскать следственного дела Демостико. Однако в архиве оренбургской губернской канцелярии есть дело по жалобе аудитора Оренбургского казачьего войска Перова «на неправильное производство Оренбургским губернским правлением следствия о жене его, обвиняемой в разврате». Возможно, он был недоволен действиями полиции, в обязанность которой вменялась охрана общественной нравственности. Во-вторых, генерал-губернатор Обручев на конкретном примере показал неспособность полицмейстера Курендовича заменить Демостико: «Усматривая ныне, что под ведением капитана Курендовича, неоднократно уже замеченного мною слабым и не распорядительным по своей обязанности, оренбургская пожарная команда на случившемся в ночи с 9 по 10 сего месяца в пригородной Голубиной слободке пожара оказала столь неуспешное действие, что сгорело и повреждено всего 18 дворов, и если бы не содействие воинских команд, то неминуемо подверглось бы опасности большая часть слободки». Обручев завершает свой рапорт словами: «Между тем, будучи поставлен в крайнюю необходимость иметь в городе, столь многолюдном, каков Оренбург, где постоянно жительствуют и для временного пребывания съезжаются немалое число и иногородних, и азиатских торговцев, для меня, начальника полиции, более деятельного и распорядительного, я вынужденным нашелся сделать распоряжение о возвращении сюда Демостико».

Современники, знавшие Демостико, характеризовали его как «раненого воина и ревностного служаку, который пользовался безграничным доверием военного губернатора В.А. Обручева в надзоре за «политическими преступниками» и привлекался им к самым серьезным операциям по пресечению «крамолы». Демостико непосредственно участвовал в проведении обыска на квартире Шевченко в доме К.И. Герна вечером 22 апреля 1850 года. «Полицмейстер» упоминается в заметках Ф.М. Лазаревского. Однако для современного читателя странными и непонятными представляются сетования деятелей освободительного движения о том, что оренбургский полицмейстер слишком ревностно исполнял свой долг по отношению к политическим ссыльным. Никто из либеральных современников Демостико не жаловался на то, что он «чересчур ревностно» спасает жизни и имущество людей во время пожаров или жертвует свои небольшие доходы на казенные нужды. 

В.А. Обручеву удалось добиться возвращения Демостико в Оренбург, где Николай Иванович в 1851 году занял должность городничего. Однако в июне 1852 года на 61-м году своей жизни полковник Демостико скончался. У него было трое детей: сын Павел 1824 года рождения и две дочери – Елизавета 1822 года рождения и Екатерина 1832 года рождения.