Давно уж не снится мне улица, что много раз, словно сказочный мираж, являлась ночью домиками с высоченными шатрами и петушковыми флюгерами, клетчатыми, словно шахматная доска, крышами и затейливыми узорами наличников окон. И всегда мне прежде казалось, что всё это - навеянный неизвестно чем плод сонного воображения. Но однажды я вспомнил, как в далёком теперь уже 1971-м отец повёл меня из нашего сада близ колонии имени А. Матросова до дому пешком - от Невской улицы через Усольскую гору до нашей Октябрьской.

Руф Игнатьев и казачий атаман

Сначала пояснения: серия улиц с северо-западными именами - Невская, Кронштадские (1-я, 2-я, 3-я и переулки), Онежская, Ладожская - существовали с конца 20-х - середины 30-х в том месте, где лет сорок назад вырос микрорайон Рабкоров. Собственно, улица Рабкоров - бывшая Невская (а Батырская - Онежская). А Усольская гора тянется от реки Белой (остановка «Некрасова») примерно до того места, где кончается улица Степана Кувыкина, прежде именовавшаяся Нефтепроводной.

Так вот, упираясь в подножье этой самой Усольской горы, Невская улица не останавливалась, а смело ползла вверх, до самого Сергиевского кладбища, возле которого имела место быть (и имеет!) топографически самая высокая точка Уфы - название улицы Высотной появилось не на пустом месте. Но тогда здесь был пустырь с расходящимися во все стороны дорогами, одна из которых вела на улицу Егора Сазонова. 

Улица как улица - таких в Старой Уфе было немало - старинные дома и вполне патриархальный уют. Она и сегодня, разрезанная в нескольких местах новостройками, спускается параллельно Сочинской к самой Сутолоке. Впрочем, нумерация там начинается как раз от Сутолоки, т.е. строго в обратную сторону. 

Уже в 90-е, когда вновь оказался на улице Сазонова*,  вдруг понял, что мои «шатрово-флюгерные» сны не чисто виртуальные конструкции, навеянные Морфеем, а отголоски того давнего похода с отцом: хранившие былое величие чудесные дома, больше похожие на терема, могли накрепко засесть в детской памяти. Но чем дольше живу, тем больше понимаю, что почти полвека назад попал в сказку, которая оставила серьёзный след не только в моей памяти, но и в истории нашего города.

Другое дело, что нынешняя улица Сазонова в прежние годы носила совсем другие названия. Сначала её именовали Будановской, в самые первые годы советской власти - сделали Сталинской. Но к концу 30-х вдруг всем стало ясно, что имя вождя должна носить только центральная улица** (в результате до ноября 1961 года его носила нынешняя Коммунистическая), и наша Будановская, наконец, обрела современное название.

Любопытно, что в статьях краеведов относительно недавнего времени нигде не объясняется происхождение самого первого названия этой улицы. И только после «раскопок» доктора исторических наук М.И. Роднова вновь были опубликованы расследования по этому поводу краеведа и журналиста второй половины позапрошлого века Р.Г. Игнатьева. 

Чтобы не отвлекаться, позволю себе большую цитату из Руфа Гавриловича: «По левую сторону Усольской улицы [ныне Сочинской]… начинались улицы Сергиевская, Богородицкая и Будановская [Менделеева, Бехетерева и Е. Сазонова]. Рядом с Сергиевскою церковью стояла другая - в честь Рождества Богородицы… 

Покровителем, если не построителем, Сергиевской и Богородицкой церквей был сотник Буданов - человек богатый, москвич из слободы Кадашовой [Кадаши в Замоскворечье] и прихожанин церкви Рождества Богородицы в Кадашове - уфимские стрельцы и пушкари были, как говорят, более из москвичей. Переведён был в Уфу с командой пушкарей и сам Буданов, начальник всех уфимских пушкарей, и его пушкари, сверх своих прежних фамилий, сами себя называли, и народ их звал кадашовцами... Буданов срубил себе новые хоромы на особом, пустом дотоле месте, недалеко от Усольской улицы, и около себя поселил своих кадашовцев; так образовалась улица Будановская...».

Когда мы с помощью старых справочников, окладных (налоговых) книг и т.п. захотим узнать, кто же конкретно больше ста лет назад жил на Будановской, то вдруг обнаружим, что с этой небольшой, в сущности, улицей на окраине города (граница Уфы тогда проходила по Блохинской, ныне Кавказской), связаны сразу несколько славных имён из нашей истории и культуры. 

Радость живописца

Каждый год, приезжая в Уфу на рождественские праздники, наш земляк М.В. Нестеров заезжал в маленький дом с мезонином в Старой Уфе, куда его «вело воспоминание о Маше, о первой и самой истинной любви». 

«Зима в тот год в Уфе была чудесная. Морозы были большие, но не сорокаградусные… После работы я ездил один или вдвоём с Ольгой в Старую Уфу к родным покойной жены. Славные это были поездки. К вечеру велишь, бывало, заложить пару с пристяжной  в лёгкие санки, оденешься потеплей, закутаешь ноги полостью и прямо из ворот полетишь вниз по Казанской. Снежная пыль обдаёт лицо, шуба вся в снегу… Вот и церковь Троицы, от неё такой дивный вид за Белую, на далёкие предгорья Урала. Морозный вечер потухает. Над рекой и дальше, по луговой стороне на десяток вёрст, стоит морозная мгла, окрашенная в тона угасающей зори. Тихо, грустно, веет чем-то далёким, уходящим…». Так Нестеров описывал свои поездки в 1892 году к Н.И. Мартыновскому. К сожалению, через 125 с лишним лет можно добавить, что сегодня веет только уже совсем далёким и навсегда ушедшим, ведь дома, в котором когда-то жила невеста М.В. Нестерова, нет, пожалуй, лет тридцать. Вы, должно быть, догадались, что стоял он на Будановской. Нумерация на улице с тех пор изменилась, так что лучше скажу, что дом Мартыновских находился на углу с Кавказской (бывшей Блохинской), примерно там, где недавно появилась много-премногоэтажка.

Всю жизнь Нестеров помнил случайную встречу с Марией Ивановной в Ушаковском парке (сейчас его обычно называют парком Матросова). И встречу вторую, когда он, сидя верхом, «высматривал», где живёт понравившаяся ему незнакомка. А ещё - сблизившее молодых людей чаепитие у Фёдора Михайловича Троицкого - «батюшки Сергиевского»: «Однажды после обедни у отца Фёдора собралось много народа… Пришлось за чаем сидеть рядом с Марией Ивановной… Тут же было решение, что в один из ближайших хороших лунных вечеров все мы, тут бывшие, отправимся пикником на Шихан. Конечно, как всегда, и тут заводчиком всего дела был Сергиевский батюшка… Отец Фёдор была натура богатая и, в те времена, среди духовенства редкая. Он всем интересовался, но больше всего любил, после своей маленькой деревянной Сергиевской церкви, искусство во всех его проявлениях… У него было чутьё какое-то. Всё, до чего он прикасался, оживало. Он и на пикниках был моложе всех. Кто первый костры начнёт жечь? Отец Фёдор. Кто хор наладит? Он же, всё он, всё он Фёдор, наш Сергиевский батюшка».

Немного отвлекусь. Вряд ли кто в современной Уфе использует для названия какого-нибудь из городских холмов слово «шихан», но как видите, прежде это было делом обычным: «Шихан-гора на берегу Белой близ мужского монастыря место само по себе ничем не примечательное, особенно вечером, когда темно. Но за Шиханом была особая слава, туда ходило издавна погулять много народа». 

Так что же такое - нестеровский Шихан? Он и сейчас существует, правда, устроить там пикник с шашлыками и самоваром удастся не каждому - только членам расположившегося высоко над городом садового товарищества и их друзьям. А когда-то гора, с которой хорошо была видна и Уфа, и мужской монастырь (на месте которого нынче Юридический институт МВД), была свободна от растительности. Летом 1919 года на Шихане в память расстрелянных здесь колчаковцами большевиков появилась высокая деревянная башня (она есть на одном из снимков А. Зираха), позже заменённая скромным обелиском...

С Шиханом всё понятно, но к чему бы это я так много говорю о Ф.М. Троицком? Ну, конечно же, «батюшка Сергиевский» тоже жил на Будановской, в самом её начале. Как я уже говорил, нумерация домов поменялась кардинально, так что бывший его дом теперь имеет номер 8.

А теперь ещё одна цитата: «…учитель землемерного училища Н.И. Мартыновский живёт уединённо, много занимается садоводством». В.Н. Макарова нашла сведения, что в его саду было несколько сотен яблонь! Удивительное дело: однажды и я побывал в его саду, был он, конечно, уже старым и заросшим. Наверное, многие пассажиры 

13-го и 18-го автобусов (когда такие ещё ходили, конечно) обращали внимание на заброшенный фруктовый сад за кинотеатром «Луч». Сад и сад, но вот как он появился здесь, на границе дореволюционной Уфы? 

Повторю, что в стародавние времена Кавказская улица носила имя Блохина, да и дача самого «именинника» стояла здесь же. Внимательно рассмотрим снимок Прокудина-Горского, сделанный с самого высокого места города - фотограф установил свой аппарат метрах в 200-х от Сергиевского кладбища, где сейчас стоят высокие дома на улице Высотной. На первом плане, там, где позже был выстроен пивзавод, сразу за пастбищными землями начинается великолепный парк или сад, над деревьями которого возвышается красная крыша со шпилем. Это «миловида» (бытовало прежде такое название беседки, из которой был хороший вид) дачи Блохиных. Но парк как бы продолжается и за границами усадьбы - там уже владения 

Н.И. Мартыновского. 

Ну а вниз от сада и беседки идёт как раз наша Будановская. В прогале между деревьями отлично видна ещё одна «миловида» - на этот раз возле многонаселённого дома предпринимателя, лесоторговца и гласного городской думы Филиппа Сергеевича Стуколкина (1838? - 1907). О нём поговорим тоже, но сначала - о Блохине.

Последний приют мецената

Нет, речь пойдёт вовсе не о кладбище, точнее, не только о нём: на улице Будановской на месте «пирамидки» Фонда соцстрахования стоял когда-то дом, в котором, возможно, провёл свои последние дни известнейший уфимский купец и меценат Николай Кондратьевич Блохин. Тот самый, который до лета 1919 года владел большим двухэтажным домом на углу Казанской и Центральной (Октябрьской революции и Ленина), типографией, книжным магазином и библиотекой, и который на свои деньги выстроил и подарил городу здания для приходского училища и больницы. И которого революция лишила практически всего.

«Как же так, - спросят самые осведомлённые, - ведь везде написано, что Блохин сам передал новой власти своё богатство?» Написано. А ещё сказано, что, несмотря на это, большевики в 1918 году сгноили Блохина в тюрьме. Тем не менее, и то и другое не совсем верно. Для начала взглянем в окладную книгу, т.е. книгу, по которой начислялся налог на имущество, или, говоря нынешним языком, на недвижимость. И в ней, разумеется, имеется графа о поступлении средств от плательщика. Так вот, три последних перечисления денег датируются 3 февраля 1919 года! При неизменном владельце - Н.К. Блохине! Уточню: до марта в городе были красные, а, значит, налоги собирали для нужд новой власти.

Более того, отмечен 77-летний Н.К Блохин (напомню, что родился он 25 августа 1842 г. - см. журнал «Уфа» № 12 за прошлый год) и в списке уфимских купцов, фабрикантов, заводчиков и крупных владельцев, составленном уже после окончательного взятия Уфы красными 9 июня 1919 года. А дальше - тишина. Никаких свидетельств о нём. 

Но год назад я уже говорил, что Николаю Кондратьевичу повезло с внучатыми (или, если желаете, правнучатыми) племянницами, которые хранят память о братьях Блохиных. И не просто хранят, а ещё и делают настоящие краеведческие открытия. Сначала я не очень-то и поверил Наталье Борисовне Сахаповой (Блохиной), когда она сообщила мне, что нашла в архиве Центрального ЗАГСа свидетельство о смерти Н.К. Блохина - 24 февраля 1920 года - мало ли однофамильцев. Но когда она добавила, что похоронили легендарного купца и мецената на территории Благовещенского женского монастыря, я, что называется, потерял дар речи.

Попасть на это малюсенькое монастырское кладбище простой смертный никак не мог, даже окончивших земной путь сестёр-монахинь увозили на Сергиевское. Но у много помогавших монастырю Блохиных здесь был семейный склеп, так что Николай Кондратьевич обрёл «вечный покой» рядом с родителями, братьями и женой. Здесь же хоронили Видинеевых и предали земле убитого в Самаре И.Л. Блока (см. журнал Уфа» № 12 за прошлый год), а также врача, экономиста, статистика и краеведа Н.А. Гурвича.

Теперь немного о том, почему я взял в кавычки слова «вечный покой». Хотя и долгие объяснения-то вряд ли потребуются: монастырь закрыли, кладбище разорили - закатали в асфальт и на месте могил настроили гаражей. Хорошо ещё если стройку какую-нибудь не затеют…

Но вернёмся на сто лет назад. Если верить всё той же Окладной книге, которую после июня 1919-го стали использовать практически как домовую, то после реквизиции у Блохина здания на Казанской ему выделили домик под № 18 на Будановской. Но, как мне сообщила Н.Б. Сахапова, хоронили Николая Кондратьевича из дома № 22 (об этом есть запись). Так что ему повезло и с родными племянниками - дом принадлежал Борису Алексеевичу Блохину. Скорее всего, старик у него и жил. И вот здесь возникает очень много вопросов. Как в своё время П.В. Егорову сообщала старожил этих мест, Т.В. Глазырина,*** дом этот строил, причём, с денежной помощью Н.К. Блохина, работник его фирмы Закашляев. Но в окладной книге указано, что в октябре 1915 года участок перешёл во владение Бориса Блохина. 

(Окончание в №1  2020 г.)

* А оказался я там благодаря велосипеду. Поэтому уверенно заявляю: если вы хотите лучше узнать свой город, хоть иногда бросайте своё авто и крутите педали. Или ходите пешком.

** К вопросу о «любимчиках» уфимских большевиков: имя Н.И. Бухарина в 1920-е носила улица З. Валиди, Л.Д. Троцкого - Театральная, а вот Ленинской тогда была Зенцова.

*** Обе дочери Вонифатия Александровича Глазырина - Татьяна и Глафира преподавали в 14-й школе (биологию и математику).