В предыдущем очерке был рассмотрен случай включения в башкирский род европейца - пленного немца, волею судьбы оказавшегося на Южном Урале в начале XVII века. Однако гораздо чаще башкирами становились представители евразийских этносов. По нашим подсчетам, 173 родовых подразделения были образованы выходцами из калмыков, ногаев, татар, чувашей, мари и сартов (выходцев из Средней Азии). Всего же в их формировании участвовали представители не менее 9 этносов, среди которых особая роль принадлежит калмыкам. В конце XVIII века даже существовало башкирское племя Колмак. Кроме того, 43 родовых подразделения «колмак» входили в состав 37 башкирских родов.

Любой этнограф обратит внимание на то, что калмыки менее других подходили на роль близких нам народов. В начале XVII века они активно переходят из язычества в буддизм. Башкиры-мусульмане испытывали сильную неприязнь и к язычникам, и к буддистам. Главный символ веры мусульман выражается в отрицании у бога «сотоварищей», но последователи Гаутамы или религии Бон не были столь категоричны. К тому же калмыки - западные монголы. Их язык башкиры не понимали, отличались и в социальном плане. Достаточно жесткая власть князей (тайш), свободно распоряжавшихся жизнью и собственностью простых кочевников (албату), была чужда башкирам, придерживающимся традиции народных собраний. Отметим, что с 20-х годов XVII века представители этих народов находились в состоянии перманентной войны, вызванной стремлением захватить башкирские вотчинные земли на юге края (от Яика до среднего течения Эмбы) и заставить их переменить подданство. Даже внешне башкиры и калмыки имели мало общего. Участники академических экспедиций второй половины XVIII века отмечают, что среди башкир был распространен русый и темно-русый тип. Нередко встречались голубоглазые и зеленоглазые представители. В то же время калмыки обладали классическими чертами монгольской расы. В российских документах XVII-XVIII веков  монголоидных представителей различных этносов называли «калмыковатыми». Так, в частности, определяли внешность знаменитого Карасакала - вождя восстания 1739-1740 годов. Однако известно, что Карасакал принадлежал к роду сибирских шибанидов, еще в XVII веке породнившихся с калмыцкой аристократией. Да и само отличительное прозвище «Черная борода» вряд ли дали бы в обществе ярко выраженных брюнетов.          

Таким образом, два народа разделяли вражда, язык, религия, социальный строй, происхождение. Тем не менее именно калмыки чаще других интегрировались в родовую общину башкир в XVII - начале XVIII века. 

Что же их так сблизило? Сегодня в условиях глобального мира стремительно исчезает этническое своеобразие различных регионов. Мы одеваемся, едим, смотрим, слушаем то, что производится и транслируется повсеместно. Сближению способствуют интернет, массовая культура, туризм, трудовая миграция, торговля и т.д. Однако в XVII веке в международной коммуникации участвовал довольно узкий слой людей - торговцев, паломников и дипломатов. Что же касается межэтнического общения на уровне масс, то единственным способом узнать друг друга являлась война. Ведь только благодаря заграничным походам массы русских людей увидели в 1813-1814 годах Европу. 

А теперь представьте, что война идет не 2-3 года, а с небольшими перерывами почти 100 лет. На обыденном уровне начинает действовать правило, согласно которому врага надо знать лучше, чем друга или родственника. Недооценка противника, как правило, являющаяся следствием невежества, могла стоить жизни и свободы многих людей. По этой причине информация всегда являлась самым ценным военным ресурсом. Но для кочевников она имела особое значение. В отличие от оседлых народов с их крепостями и засечными чертами, обороноспособность кочевников полностью зависела от их способности быстро собрать племенное ополчение и внезапно ударить по наступающему противнику. В такой ситуации право выбора поля битвы принадлежало осведомленной стороне, что давало  существенное преимущество. Так, в 1648 году массированное вторжение калмыков под предводительством тайши Дайчина в Уфимский уезд было отменено только по той причине, что башкиры уничтожили разведывательный отряд Чокула, в задачу которого входил захват «языков». В 1733 году казахи-сородичи предупредили тархана Каратабынской волости Таймаса Шаимова о намерении хана Средней орды Семеке вторгнуться в Зауралье. В результате десятитысячный корпус казахов потерпел поражение от небольшого по численности ополчения башкир. 

А калмыки прекрасно знали сильные и слабые стороны башкир. Самый могущественный правитель калмыков середины XVII века тайша Дайчин признавался русскому послу, что на башкир лучше нападать осенью, «когда лист с дерева опадет и реки встанут, чтобы можно было до больших снегов к себе в улусы успеть. Летом де им ничего не зделаешь, лишь себе шкоду учинить». 

Когда противники хорошо знают друг друга, то со временем неизбежно формируются конвенциональные правила ведения войны. К примеру, в 1623 году, будучи на охоте в своих зауральских вотчинах, один башкир случайно убил калмыка. Как признали обе стороны, убитый был «малый не боец», т.е. башкир нарушил правила, запрещающие убивать неравного по возрасту противника. В результате он был вынужден символически выкупить жизнь убитого у его родственников. 

В безвыходной ситуации представители обеих сторон сдавались победителю «за шерть», т.е. под присягой давали слово не убивать друг друга при сдаче в плен. Действительно, жизнь пленных по возможности старались сохранять, потому что пленные - «ясырь» были ценным ресурсом для обмена на своих сородичей. 

Следует отметить, что распространенный стереотип о царящей в кочевом обществе родовой мести (барымта-карымта) является обычным мифом. Башкиро-калмыцкая война XVII века была политическим актом, в котором степная вендетта была недоразумением. Ведь в политике вчерашний враг может обернуться союзником. Тем не менее под действием этого мифа находились даже современники - российские дипломаты. Один из них, встретив в 1660 году в калмыцких кочевьях группу башкир, выразил им свое возмущение: «Калмыцкие люди давние вам злодеи и будет мстить за свои крови». Но калмыки не только не мстили, но и всячески помогли скотом, имуществом и деньгами. Сам Дайчин надеялся, что и другие башкиры перейдут к нему добровольно. Как только это произойдет, говорил тайша, то «нам-де, окроме Бога, кому что сделать?».

К концу XVII века в башкирских волостях собралось большое количество пленных калмыков. С правовой точки зрения все они были частной собственностью. Цены на ясырь зависели не от физических кондиций пленника, а от возможности его сородичей выкупить пленника у башкир. Нередко сами башкиры выкупали друг у друга пленных для обмена их на своих родственников. В такой ситуации с пленными было принято обращаться гуманно, ведь война не заканчивалась, а калмыцкая сторона вполне могла ответить зеркально в отношении пленников-башкир. 

Судьба одного из таких калмыцких пленных заслуживает особого внимания. В начале XVIII века в собственности башкира Терсяцкой волости Арасламбета Жиянбетова находилась целая семья из 5 человек. Перед смертью Арасламбет решил отпустить их на волю, что было оформлено юридически в провинциальной канцелярии уже его детьми. Однако, получив свободу, калмыки решили не возвращаться в свои улусы, а остаться в Башкирии. При этом бывшие невольники были приняты в состав вотчинников Терсяцкой волости, т.е. были признаны кровными сородичами. Как правило, подобная процедура обусловливалась ритуалом вступления в брак или официального усыновления. Однако подавший челобитную представитель этой семьи - Бокшурга Назаров не был усыновлен. К тому же он уже был женат на мишарке. 

Подобная ситуация была исключением для родов Западного Приуралья. Но на востоке, по бассейнам рек Тобол и Иртыш обитали семьи, которые до прихода Ермака и стрелецких полков были улусными людьми сибирских ханов. Приведенные к подданству силой русского оружия, восточные башкиры вотчинных прав на свои земли не получили. Их ясачные платежи многократно превышали налоги и подати приуральских сородичей. Только в самом конце XVII века тобольцы были подчинены воеводам Уфимского уезда. На них были распространены права и привилегии уфимских башкир. Такой щедрый подарок Петра I был обусловлен практической целью - увеличить численность башкир, обязанных нести военную службу. Царь готовился к Азовскому походу, в котором коннице отводилась особая роль. Таким образом, от восточных башкир государство потребовало резкого увеличения людей, занятых в военной службе. В итоге местные башкиры были вынуждены включать в свои родовые структуры всех, кто был способен быстро подготовить себя к конной службе. На эту роль лучше всех подходили не оседлые, хотя и родственные народы (татары), а калмыки-кочевники с их постоянной готовностью к войне. Не случайно именно в Зауралье в начале XVIII века возникает особое племя Колмак. Оно состояло из калмыков, которые стали башкирами только потому, что участвовали вместе с ними в военных походах. В своем обращении к императрице Анне Иоанновне калмык Бокшурга Назаров просил официально подтвердить его новый статус - башкира Терсяцкой волости. В качестве основания своего прошения Бокшурга указал на то, что «в показанной Терсяцкой волости всякую вашу императорского величества службу с башкирцы вряд служу». Очевидно служил Бокшурга Назаров отлично, потому что к началу 30-х годов XVIII века он становится старшиной той самой волости, где его с детства знали в качестве бесправного пленника. Этот факт опровергает устоявшийся стереотип о наличии у башкир родовой аристократии, передающей свой статус по наследству. Отсутствие деления общества на «белую» и «черную» кость создавало благоприятные условия для выдвижения практически с самого социального дна талантливых руководителей и полководцев. Именно по этой причине российские власти вплоть до конца XVIII века не могли найти административного инструмента для управления башкирами. На юго-востоке власти привыкли иметь дело с правящей элитой. Она принимала решения за своих подопечных. Здесь же  любой батыр из простонародья мог выступить в качестве харизматического лидера. Случай с Бокшургой Назаровым не исключение. 

Будучи верен своим новым сородичам, Бокшурга выступил руководителем башкирского восстания в Зауралье в 1736-1737 годах. Отметим, что некоторые старшины Сибирской дороги сохранили верность царскому правительству. В 1737 году Бокшурга был схвачен мишарями, которые доводились ему свойственниками, и передан в руки Алексея Ивановича Тевкелева. И в том же году четвертован.