Началась призывная кампания, и в этой связи уместно вспомнить, как производили набор новобранцев в армию в Уфе четыреста лет назад. 

В XVI-XVII веках русское войско делилось на две части: служилые люди «по отечеству» и «по прибору». К первой категории относились бояре и дворяне, словом те, у кого статус передавался от отца к сыну. К «прибору» причислялись стрельцы, пушкари, городовые казаки, воротники и затинщики. Последние две группы обслуживали городские укрепления и малокалиберную крепостную артиллерию. 

Современному читателю ближе и понятнее приборные служилые люди.

По существу, это контрактники, лояльность которых государству зависела от жалования и привилегий торгового и ремесленного характера. От дезертирства их удерживала круговая порука. А в Уфе стрельцам предоставлялась государственная субсидия для обзаведения собственным жильем. Селились они в основном в Репной слободе, в районе нынешней Посадской улицы. Жалование уфимского стрельца составляло от 4 до 6 рублей в год. К примеру, взрослый человек, занятый тяжелым физическим трудом, съедал за это время продуктов на 1,5 рубля. Комплекты зимней и летней одежды обходились в такую же сумму. Но стрельцы получали еще и хлебное жалование. Оно составляло 500-600 килограмм ржи и такое же количества овса. Однако им не запрещалось жениться, а прокормить семью из 5-6 человек на такое жалование было уже сложно, поэтому почти все приборные люди имели небольшой бизнес, монополизировав всю мелкую торговлю и промышленность. Это произошло благодаря тому, что они не платили налогов с дохода, не превышающего определенную сумму. В актах провинциальной канцелярии начала XVIII века можно обнаружить немало пушкарей и стрельцов, державших в Уфе не только мельницы и кузницы, но и ювелирные, оружейные и швейные мастерские. 

Социологи утверждают, что идеальные типы воинов и торговцев плохо сопрягаются друг с другом. Российские стрельцы пытались быть одновременно и тем, и другим. Однако рано или поздно верх берет прагматичный торговец. История бунтов, потрясавших основы российского государства в конце XVII века, наглядно демонстрирует этот факт. В Уфе стрельцы мятежей не устраивали, но их дисциплина оставляла желать лучшего. В 1664 году в Казанском уезде набрали на службу в Уфу 200 человек, но, получив подъемные и годовое жалование, новобранцы разбежались через полгода. 

Судя по инструкциям, которые получали командиры в середине XVII века, уфимские стрельцы грабили и убивали путников на больших трактах, проигрывали в кости и в карты казенное имущество и оружие, держали незаконные питейные заведения (корчмы). 

Поскольку отношения между приборным человеком и государством ограничивались контрактом, то происхождение такого воина никого не интересовало. Главное, чтобы он, во-первых, был не тяглым человеком, а во-вторых, он должен был уметь обращаться с огнестрельным оружием. Первое условие предполагало отсутствие оседлости и обложения поземельным или подворным налогом. До Петра I государственные повинности вместе с землей передавались по наследству, как правило, старшему сыну. Однако у российских крестьян существовал стереотип, что сыновей в семье должно быть минимум трое: «одного себе, другого - царю, а третьего - Богу». На вторых, третьих сыновей обязанность нести отцовское тягло не распространялась, и хозяйство они не наследовали. На Руси их называли «гулящими людьми». Вот из такой категории и вербовали прибор.

Впрочем, иногда местные власти нарушали этот законон. В 1667 году из монастырского села Чесноковки в Уфу перебралась семья крестьян Колесниковых, которых в городе сразу записали в стрельцы. Монастырские власти возмутились такой наглостью и написали обстоятельную жалобу в Москву. Однако уфимский воевода нашел формальную ошибку в переписи крестьян, которая позволила проигнорировать справедливое требование игумена. Любопытно, что далекий потомок этих самых монастырских крестьян портупей-прапорщик Василий Петрович Колесников в 1826 году стал одним из 8 осужденных членов оренбургского декабристского общества. На каторге он написал знаменитые «Записки несчастного, содержащие путешествие в Сибирь по канату». 

Среди стрельцов встречались и деклассированные элементы, утратившие свой сословный статус в годы смутного времени. Артемий Щиголев до польской интервенции был орловским дворянином и далеко не бедным помещиком. Но сожжение имения и пленение поляками привели к тому, что он был вынужден забыть о дворянской чести и записаться в стрельцы. 

Эта запись представляла собой несложную бюрократическую процедуру, в которой новобранца довольно поверхностно проверяли на наличие налогового тягла. Более скрупулезно оценивались навыки обращения с огнестрельным оружием. 

Ответственнее и тщательнее записывали в службу дворян. В XVI-XVII веках это мероприятие называлось «верстанием», т.е. сравнением, или сопоставлением. Неверстанный дворянский юноша назывался «недорослем». До пьесы Фонвизина это слово не имело отрицательной коннотации.

С самого начала службы дворяне находились в неравном положении. Юношу могли записать в одну из 6 статей, которые существенно отличались по величине поместного и денежного оклада. Самая высокая (1-я) означала, что дворянин получит поместный оклад в 350 четвертей земли (около 580 гектаров) и 12 рублей денежного жалования в год. Самая низкая (6-я) статья предполагала оклад в 100 четвертей (150 гектаров) и 6 рублей денежного содержания. Следует оговориться, дворянский оклад - не заработная плата наемного рабочего. Указанные величины поместных окладов носили скорее декларативный характер. У подавляющего большинства уфимских дворян реальное землевладение не превышало 30-50 четвертей земли. Денежное жалование уфимцы получали только в том случае, если объявлялся большой поход или следовала отправка на станичную службу. В последнем случае получали на руки не более 6-8 рублей в год.     

 Судя по сохранившимся документам приказной избы, в XVII веке недоросли в Уфе верстались в службу в возрасте от 14 до 17 лет. Юный возраст новиков (так называли дворян-новобранцев) был обусловлен незначительной продолжительностью жизни. Далеко не каждый уфимец доживал до 45 лет. Любопытно, что в XVII веке, как и в XVIII, считалось престижным начинать службу в раннем возрасте. Впрочем, в XVII-м мы не обнаружим случаев записи в службу новорожденных, как это случалось в елизаветинские или екатерининские времена. А в XVII веке это было исключено, потому, что дворяне не имели право отлучаться для обучения. В XVIII время, потраченное на изучение наук, засчитывалось в выслугу лет службы.   

Кто определял, в какую статью поверстают недоросля? Если в стрельцы записывали представители уфимской администрации, то верстание недорослей производилось только в присутствии так называемого окладчика. Без его резолюции оно считалось незаконным. Окладчиков из своей среды избирало само дворянство, приписанное службой к определенному городу. Так, в Уфе окладчиков избирали во время сборов и смотров, на которые съезжались дворяне из поместных деревень. Подобная корпоративная демократия была призвана ограничить вмешательство администрации и, следовательно, уменьшить влияние коррупции и кумовства при записи в службу. Впрочем, даже выборность не гарантировала идеального результата. К примеру, первым окладчиком в Уфе в 1630 году был избран Федор Иванович Каловский, верстанный в дворяне в Москве еще при Борисе Годунове. Он командовал уфимским войском во время самого кровопролитного сражения с калмыками в 1635 году. Тем не менее даже этого заслуженного ветерана обвинили в даче ложных сведений при верстании уфимцев Ураковых. В 1638 году он предпочел умолчать о недворянском происхождении Богдана и Василия Ураковых. О чем узнали в Москве благодаря коллективной челобитной служилых новокрещен всего города Уфы, которые указали на родственные связи Ураковых и Каловских. Другой пример имел место в 1647 году, когда окладчик Юрий Аничков в процессе верстания Ивана Гладышева безосновательно понизил ему статью дворянского оклада. Тот, однако, счел такое верстание оскорбительным для чести своего рода и подал апелляцию в Приказ Казанского дворца. В ходе длительного судебного разбирательства Аничкова заставили признать свою ошибку, а Гладышева переверстали в высшую статью. 

Власти понимали, что окладчики не всегда выносили объективные решения. Они могли подпасть под влиянием родственных связей, как в случае с Ураковыми, или выместить на недоросле старинную родовую неприязнь (Аничковы-Гладышевы). 

Но бывали в Уфе случаи вопиющие. В 1655 году был поверстан дворянский сын Иван Евдокимович Лопатин. Он в течение 12 лет исправно получал жалование, за которым являлся в Уфу его родной брат - Василий. Сам Иван в жаловании не нуждался и «никакой службы не служил». По утверждению уфимских служилых новокрещен, Иван с детства страдал «падучей болезнью». К тому же, предпочитал жить не в своем имении, а в лесу. Больше всего горожан возмущало то обстоятельство, что дворянин Лопатин играл с крестьянами в шахматы и «в кулаки бился». Поверстал его в службу тот же Юрий Аничков, который приходился ему двоюродным братом.   

Время от времени государство напоминало окладчикам о высшей мере наказания за дачу ложной информации: «Выбрав окладчиков, привести их к крестному целованью на том, что им про детей боярских про новиков сказывать про их отечество, и про службу, и кто сколько лет служит, и каков собою, и сколько за кем прожиточного поместья, и сколько у кого детей или братья, и которым новикам можно служить, и которым служить не можно, и кто в которую статью пригодитца. А другу им не служити, а недругу не мстити, а по дружбе никого не хвалити, а по недружбе никого не хулити, и старого верстанья новиков поместьем и деньгами не переверстывати, сказывати им про детей боярских про новиков вправду по государевому ... крестному целованью. А окладчикам сказати имянно: кто по ком покроет для службы или на ково кто солжет для недружбы, и тем окладчиком быти кажненым смертию».

Чем руководствовался окладчик при определении недоросля в службу. Оценка служилых способностей основывалась на 4 показателях: «отчестве», т.е. родовитости; «службе», т.е. прежних заслугах; «поместье», т.е. материальной обеспеченности; «доброте», т.е. физической силе. 

Итак, главным критерием определения статуса дворянина являлось благородное происхождение. Именно с ним сопрягалось представление о родовой чести. В силу своего привилегированного положения дворянство обладало высшей мерой ответственности. Все княжеские, боярские и дворянские роды образовывали своеобразную иерархию, предопределяющую назначение представителей родов на различные должности. Система называлась местничеством. Она в определенной степени ограничивала произвол верховной власти в отношении служилого населения. Упразднение института местничества в конце XVII века означало и отмену дворянской родовой чести. 

Впрочем, даже самые уважаемые фамилии Уфы не могли похвастать безупречным происхождением. К примеру, на протяжении двух столетий самыми родовитыми считались Аничковы. Именно их избирали в окладчики, они представляли местных дворян в столице и т.д. Однако их новгородские родственники считали эту ветвь худородной. Один из новгородских Аничковых заявлял, что их сородичи были сосланы в Уфу еще при Иване Грозном. Кстати, этот факт служит косвенным подтверждением того, что Уфа основана в 1574 году. По утверждению новгородца, Аничковы служили в Уфе в крайней бедности и подчинялись воеводам, которые были хуже них отечеством, чем опорочили честь рода, поэтому уфимских Аничковых не следует писать вместе с новгородской ветвью. 

От недоросля допетровской эпохи государство не требовало знания грамоты, но окладчики строго следили за физическими кондициями юных дворян. Ведь служба была конной, что предполагало участие в рукопашных схватках. Стрельба с коня из карабина или пистолета даже в XIX веке считалась малоэффективной и больше оказывала на противника психологическое воздействие. В послужных списках уфимских дворян отмечено, что в сражениях они побеждали противника в основном холодным оружием. Впрочем, и сами получали ранения аналогичным способом. В 1664 году Гаврила Черкашенин «убил копьем двух калмыцких мужиков». А в 1644 году Еремей Каловский в бою с калмыками «изранен копьем в двух местах, меж крыльев пробит на обе стороны, а другая рана в поясницу».

Подводя итог, отметим, что к современному армейскому набору все же ближе запись в службу стрельцов, нежели верстание дворян. Во многих армиях мира контрактная система постепенно вытесняет всеобщую воинскую повинность. А дворянские сотни с их архаическими представлениями о родовой чести остались в далеком прошлом.