|
РУБРИКА "По родной слободе"Уфа как Terra Incognita
«…Найденную при раскопках культуру можно условно назвать «цивилизацией полиэтилена», потому что никаких иных свидетельств, подтверждающих ее разумное существование, не найдено. Ведь вряд ли можно серьезно относить к таковым свидетельствам отрывки древнего цифрового кода, которые время от времени обнаруживаются в ментальном поле местного эгрегора», - так, возможно, будет описано наше с вами существование через пару тысяч лет.
А виною всему наше желание получить комфорт здесь и сейчас, поэтому жить мы с вами стали быстро, а строить молниеносно. Еще вчера здесь был вековой овраг или заброшенная пойма реки, а сегодня высится к небу очередное чудо современного градостроительства. С одной стороны, оно и правильно – человеческая жизнь слишком коротка, чтобы продолжать оставаться маленьким кирпичиком при возведении очередной пирамиды, которая сможет остаться в тысячелетиях. А с другой… Разве правильно градостроительству ориентироваться на сиюминутность? Ведь то, что было современным сегодня, становится прошлым уже завтра. Характерный пример одряхлевшей на наших глазах сиюминутности – повсеместные хрущобы, которые в 50-60-х годах выпекали, как куличи, во имя всеобщего усредненного блага. С их помощью страна смогла в целом расстаться с коммуналками и бараками, но нацепила на себя кандалы типового строительства. Предполагается, что максимальный срок их службы – это 150 лет. Однако, едва отслужив половину, они уже становятся проблемами со своими изношенными коммуникациями, трубами и постоянными протечками. Теперь градостроители спорят, что с ними делать. Сносить, чтобы на их месте тут же возвести очередное чудо сиюминутности? Уфа в полной мере переживает этот парадокс современного постиндустриального строительства, который пока разрешается по мере нарастания той же самой пресловутой сиюминутности. Может, именно поэтому мы с такой настойчивостью пытаемся задержаться в симулякрах прошлого, создавая все новые и новые предания об уфимских слободках, хотя таковые покинули уфимскую топографию еще к концу позапрошлого века. Конечно, ни Инорс, ни Нижегородка, ни тем более Сипайлово никак не могут вписаться в классическое описание городской слободы. Ведь слобода – это прежде всего компактное поселение горожан, освобожденных от каких-либо государственных повинностей и имеющих свое самоуправление. Возможно, когда-нибудь метаморфозы законодательства о местном самоуправлении действительно смогут превратить наши районы в возрожденные слободки, кто знает. По крайней мере, чисто психологически человеку гораздо привычнее жить в пространстве, наделенном своей необыденной и индивидуальной физиономией. И опять же именно поэтому авторы нашего журнала с такой настойчивостью подчеркивают неоднородность уфимского пространства, бережно коллекционируя рассказы и предания, повествующие о неповторимости тех или иных уголков нашего города. Неоднородность как принцип порождения пиита Меня всегда поражало, почему все знаменитые уфимцы неуловимо напоминают мне того самого юродивого, который умудрялся даже Ивану Грозному колоть в глаза неприглядной правдой. И действительно, родившийся в тихой Голубиной слободе Сергей Аксаков, выросший на уфимском «бродвее» Юрий Шевчук, вобравшая в себя черниковскую мятежность Земфира, воспитанный в стенах уфимского Дворца пионеров Рудольф Нуреев или даже вышедший из патриархальной купеческой семьи Михаил Нестеров – всех их отличает какая-то яростная тяга к истине. Достаточно взглянуть в напряженное лицо пастушка Варфоломея, чтобы увидеть эту необходимость его становления преподобным Серафимом Радонежским. Достаточно послушать шевчуковскую «Церковь без крестов», чтобы понять, что пиит всегда будет готов, словно юродивый Миколка Свят, идти против течения времени. Откуда же это все взялось, где и как оно проросло на уфимских холмах, в чем истоки этой неутолимой жажды яростной трансценденции? И ответ, мне кажется, лежит именно в неоднородности социального и географического пространства. Уфу всегда отличал фронтирный характер ее жизни. Начиная с момента ее основания и вплоть по наши дни, она продолжает пребывать в пограничном состоянии, на стыке культур и цивилизаций. Причем не только в этнографическом, но и в социальном смысле – ХХ век превратил Уфу в тигль, где в одно целое намешались обычаи широких рабочих масс многочисленных оборонных заводов, провинциальной тишины старого города и экзотические вкрапления сосланных и эвакуированных. А если еще учесть, что этот мультикультурный коктейль происходит на фоне крайне неровного ландшафта, где холмы втиснуты в узкий полуостров, зажатый двумя полноводными реками, то представьте, как это должно было отразиться на местной ментальности. Причем, вполне вероятно, что пиковые ее значения еще впереди. Только здесь вольный и неспешный напев курая может совершенно органично вписаться в рок-н-ролльный ритм. И это столь же естественно, как и сочетание высотки УралСиба и находящихся в паре сотен метров от нее непролазных чащоб частного сектора. Даже редкий уфимец сможет отгадать какую- либо из центральных улиц, если ему последовательно показать снимки ее начала, середины и конца. К примеру, улица Цюрупы (бывшая Телеграфная), истоки которой находятся на вершине Случевской горы на стыке двух городских слобод Труниловской и Архиерейской, затем буквально через пару кварталов превращается в весьма напряженную городскую магистраль, осажденную бастионами современных зданий, еще через несколько километров вдруг вновь становится совершенно неуловимой улочкой, пунктиром отметившей склоны глубокого оврага. Кто решится пройти ее полностью – ведь длится она, несмотря на свою почти идеальную прямоту, от склона на правом берегу Белой и заканчивается склоном на ее же правом берегу. Видно, прав был Шевчук, когда пел «Всем миром правит добрая, хорошая, чуть вздорная, но мне уже не страшная Белая река». Или улица Чернышевского, которая берет начало в патриархальной тишине нижегородских склонов, затем превращается в лишенную каких-либо местных географических привязок отвлеченную урбанистическую картинку, словно сошедшую с какой-то компьютерной игры, к своему окончанию вновь возвращается в частный сектор, а перейдя через Айскую, теряется в дебрях гаражей и промышленных объектов. Столь же замысловата и история ее переименований. Первоначально улица называлась Кузнецкой по расположенным в конце улицы, ближе к реке Сутолоке, многочисленным кузням. Затем в середине позапрошлого века ее вдруг переименовали в Колмацкую, в честь местных старожилов, крепких купцов Колмацких, владевших кожевенным заводиком в Нижегородке и лавками в гостином дворе. Эдакая неявная приватизация улицы вызвала раздражение у городского сообщества и в 1898 году городская дума наименовала ее Уфимской. И уже в 20-е годы прошлого века ей дали имя певца разночинцев Николая Чернышевского. Маленькие миры мегаполиса Недавно разговаривал со своим ровесником, с которым когда-то мы в детстве осваивали азбуку дворовой жизни, а сейчас он стал ответственным чиновником одной из районных администраций города. - А помнишь, как в 70-е весь город был поделен на сферы влияния? И районы назывались по детским группировкам: «айские», «графские», «князевские дворы», «четырка», «полтинник»… Куда это все вдруг делось? - А это нормальное явление, - почти не задумываясь, ответил мой собеседник. – Пройдет еще лет двадцать, и вновь пацанва расчертит город по одним лишь им понятным правилам. Видимо, таковы законы диалектики – сначала город расширяется, в связи с чем происходит бурная миграция его населения, затем он начинает сегментировать то, что получилось, нарезать огромный мегаполис на маленькие уютные миры. Кстати, именно этим мы руководствовались, когда в газете «Уфимские ведомости» открыли конкурс «Угадай улицу». Бюст ученого Ильи Мечникова, фигура молодого папы с ребенком на плечах, замысловатое Колесо вечности, памятник собаке как жертве науки, гипсовый зоопарк – вот далеко не полный список объектов малых архитектурных форм, разбросанных по нашим дворам. К примеру, для меня такой вешкой, определяющей пространство моего урбанистического «мирка», была маленькая копия памятника Салавату Юлаеву, спрятавшаяся в небольшом скверике в самом начале проспекта Октября. А сегодня для кого-то такой вешкой в том же районе станет скульптурка дворника, стоящая у входа в ТЦ «Мир». Кстати, совсем недавно город стал богаче еще на одну достопримечательность – памятник уфимскому болельщику. Причем немаловажно, что он стал результатом обычной гражданской инициативы. Молодые люди как-то полушутя, полувсерьез высказали пожелание увековечить городских «болел», организовали обсуждение проектов в социальной сети, и не прошло и года, как напротив «Уфа-Арены» появилась бронзовая скамейка, на которой ждут своих хозяев обязательные атрибуты хоккейного фаната, а уж тот не замедлит присесть на нее перед матчем на удачу. С оглядкой на вечность Чтобы не пропасть в глубоком океане времени словно стародавние обры, про которых летописец только и мог вымолвить: «Их же несть племени ни наследка», стоит иногда стряхивать с себя липкую сеточку сиюминутности и пытаться взглянуть на окружающий тебя мир с точки зрения вечности. А ведь она дама очень капризная, и никто не может предположить, что же именно вдруг окажется в закромах будущих археологов, по которым они будут реконструировать наше с вами бытие. И очень не хотелось бы, чтобы единственным вещественным доказательством нашего существования стал какой-нибудь полиэтиленовый пакет с надписью: «Две пары по цене одной».
Владимир Соловьев |
|
|