РУБРИКА "БУДНИ МЭРА"Прирожденный управленец
Просматривая в архиве крепостные книги 1795 года о продаже дворов в Уфе, я случайно обнаружил купчую на дом, подписанную надворным советником Дмитрием Борисовичем Мертваго. После почти десятилетней службы в Уфе он последовал в столицу по приглашению бывшего своего начальника - оренбургского генерал-губернатора С.К. Вязьмитинова.
Впрочем, перебравшись на службу в столицу, Мертваго остался помещиком Оренбургской губернии. Генеральное межевание, произведенное в крае в начале XIX века, зафиксировало в Бугульминском уезде два села - Борисоглебское и Новополье, принадлежавших «майорше Марье Михайловой с детьми, с военным советником и кавалером Дмитрием, майором Степаном Борисовым и детьми Мертваго и поручицы Катерины Борисовой Чичаговой». Краеведы Георгий Федорович и Зинаида Ивановна Гудковы в своем исследовании ближнего круга семьи Аксаковых посвятили роду Мертваго отдельный очерк. И хотя у него не имелось родственных связей с Аксаковыми, дружественные отношения между семьями поддерживались на протяжении нескольких поколений. Достаточно сказать, что сестра Дмитрия Борисовича Екатерина была близкой подругой Марьи Николаевны Аксаковой, а Дмитрий Борисович стал крестным отцом Сергея Тимофеевича Аксакова. Тем не менее личность Д.Б. Мертваго вызывает большой интерес безотносительно того факта, кем он приходился выдающемуся писателю. К сожалению, в своем предисловии к изданию воспоминаний Д.Б.Мертваго Сергей Тимофеевич Аксаков продемонстрировал на удивление поверхностное понимание масштабности личности своего крестника. Он, по существу, свел рассказ о Дмитрии Борисовиче к бытописанию и пересказу семейных преданий. Лишь в конце своего очерка С.Т. Аксаков упомянул о почти эпическом противостоянии своего крестника с всесильным тогда графом Аракчеевым. Вместе с тем С.Т. Аксаков не мог не знать, что, еще будучи молодым чиновником, Дмитрий Борисович уже вошел в историю Российского государства. В 80-е годы XVIII века, когда в Оренбургском крае еще не были забыты кровавые события башкирских восстаний и пугачевщины, одной из первостепенных задач являлось предотвращение новых мятежей. Наиболее опасной проблема становилась во время многочисленных войн, которые вела с Турцией Россия. В своих «записках» Д.Б.Мертваго кратко охарактеризовал ту незримую борьбу, разгоревшуюся на юго-восточной окраине империи, которую вполне можно охарактеризовать современными понятиями «контрразведка», «контрпропаганда», «агенты влияния» и т.д. В 1786 году оренбургский генерал-губернатор О.А.Игельстром получил сведения от своих бухарских и хивинских информаторов о том, что турецкое правительство использует свое влияние для того, чтобы подтолкнуть российских мусульман к вооруженной поддержке единоверцев, вступивших в войну с Россией. В Оренбургском крае антироссийская пропаганда велась проповедниками из среднеазиатских государств. Муллы, благодаря своей образованности, традиционно пользовались авторитетом среди мусульман в Башкирии. Д.Б.Мертваго, в частности, писал: «Всякий мулла, выехавший оттуда, объясняющий догматы религии, признается суеверным народом за святого — всеведущего. Они употреблялись всегда турками к возбуждению российских магометан к бунту». Генерал-губернатор О.А. Игельстром дал поручение Д.Б.Мертваго под видом ревизии объехать 7 округов края с тем, чтобы собрать сведения о деятельности проповедников из Хивы и Бухары. По результатам этой поездки 27-летний советник Уфимского губернского правления представил проект создания в Уфе особого духовного собрания из двух-трех лояльных правительству мусульманских лидеров, которые «экзаменовали бы желающих поступать в звание мулл и представляли бы их на утверждение губернского правления». Д.Б.Мертваго в своем проекте особо подчеркнул, что только губернское правление должно иметь право давать указ, без которого «никто бы не смел учить в школах и изъяснять закон в мечетях. Вследствие того учреждено было духовное собрание Магометанского закона, и председатель оного пожалован в муфтии». Проект интеграции российского ислама в систему государственного управления не принес его автору ни славы, ни материального поощрения. Как это часто случается, все награды достались начальству. Впрочем, обширная юго-восточная провинция, управлявшаяся в конце XVIII века горсткой чиновников, давала возможность проявить свои административные способности любому честолюбивому и умному служащему. К примеру, одной из самых сложных задач было снабжение продовольствием гарнизонов многочисленных крепостей Оренбургской пограничной линии. Когда в 30-40-е годы XVIII века эта линия создавалась, власти наивно полагали, что население, не имея недостатка в земельных угодьях, вполне сможет обеспечить себя продовольствием. Однако на деле этого не получилось. В результате губернские власти должны были доставлять хлеб из центральных российских областей в пограничные крепости за 400-500 километров через Уральские горы и башкирские селения. С учетом состояния дорог и мостов, а также не слишком дружелюбно настроенного местного населения постоянно возникали ситуации, когда гарнизонам угрожал настоящий голод. В 1795 году губернские власти затянули отправку хлебных обозов на границу, что привело к тому, что в одной из крепостей голодающий гарнизон вышел из повиновения и совершил набег на окрестные башкирские деревни. Когда в правлении оценили общее состояние продовольственной проблемы, выяснилось, что во всех крепостях хлеба оставалось на месяц. Вновь назначенный генерал-губернатор С.К. Вязьмитинов от этих известий слег в постель, предварительно поручив Д.Б. Мертваго решить вопрос обеспечения крепостей продовольствием. Объездив лично весь маршрут доставки продовольствия, тот понял, что успех решения поставленной задачи полностью зависит от участия в этом деле башкир. В своих записках он писал: «В проезд свой я убедился, как трудно и даже невозможно переехать обозам чрез горы без пособия башкирцев». Однако те, если и были готовы помочь лошадьми и людьми, но категорически возражали против поставки сена для обозных лошадей, поскольку сами кормили их прутьями. В конечном счете Д.Б Мертваго был вынужден прибегнуть к приему, который трудно считать безупречным с точки зрения законности. Он обратился к башкирским начальникам с таким предложением: «Имел ли я случай по службе сделать им полезное?». Все закричали мне в ответ, что я их отец и что почти все они были произведены в чины при мне, и указы о том получены за моею подписью. Тогда я сказал им: «Взял ли я с кого что-нибудь и мог ли взять? Они отвечали, что нет, а мог бы сделать. Следовательно, теперь,— сказал я,— могу я требовать те подарки, которые не принимал от вас при пожаловании вас в чины, при разделении наших команд, при наряде вас на службу и когда принимал ваши просьбы. Прошу отдать это сеном тем крестьянам, которые без того поморят своих лошадей и разорятся». Они захохотали и, потрепав меня по плечу, вскричали: «На головах их перенесем, и все они будут сыты даром». После смерти Екатерины II С.К. Вязьмитинов получил назначение в комиссариатский департамент, который занимался снабжением армии. Перебравшись в столицу, Вязьмитинов не забыл и Д.Б. Мертваго, благодаря которому удалось наладить правильное снабжение оренбургских гарнизонов продовольствием. Однако новый император отказался подписать перевод Мертваго в департамент Вязьмитинова. Павел назначил бывшего уфимского чиновника в провиантскую экспедицию к генерал-провиантмейстеру П.Х. Обольянинову, который в то время был фаворитом императора. Этим назначением Д.Б. Мертваго был обязан не только своей репутацией неподкупного и честного чиновника, но и той рекомендацией, которую дал ему Гавриил Державин. С великим поэтом Д.Б. Мертваго познакомился еще в 1792 году. В один из своих приездов в Петербург Мертваго разговорился с чиновником, который принимал прошения, поданные на имя императрицы. Им оказался Г.Р. Державин, произведший на Д.Б. Мертваго сильное впечатление, но не своим поэтическим талантом, а административными проектами и безукоризненной честностью. Д.Б.Мертваго писал о своем знакомстве с поэтом: «Он с первого раза обошелся со мною хорошо и дозволил мне иметь свободный вход в его дом. Вскоре случилось мне рассуждать с ним о делах; понятия мои ему понравились, он откровенно мне это высказывал и изъявил желание быть чаще со мною». Впоследствии именно Гавриил Романович настоял на том, чтобы Д.Б.Мертваго написал воспоминания о своей жизни. Вместе с тем назначение начальником департамента не улучшило материального положения Дмитрия Борисовича. Его имение подверглось разорению в годы пугачевщины, а жизнь в столице приводила к накоплению новых долгов. К 1798 году он был должен более 15000 рублей. В то же время благодаря тем улучшениям, проведенным по его рекомендациям в снабжении войск продовольствием, казна сэкономила более миллиона. После убийства Павла I в 1801 году П.Х. Обольянинов был арестован, а сам Д.Б. Мертваго предпочел подать рапорт об отставке. И лишь в конце 1802 года благодаря протекции Г.Р. Державина, ставшего тогда министром юстиции, получил должность надзирателя крымских соляных озер. Это крупнейшее месторождение соли являлось настоящим клондайком для чиновников, купцов и крымских дворян, наживавших на всякого рода злоупотреблениях огромные состояния. За полгода Д.Б. Мертваго привел промыслы в порядок, увеличив доходы в несколько раз. И когда через год встал вопрос о новом гражданском губернаторе Крыма, то местное начальство и представители татарского населения единодушно ходатайствовали о назначении на эту должность Д.Б. Мертваго. Не последнюю роль в этом назначении сыграл градоначальник Одессы Дюк Ришелье, с которым у Мертваго с самого начала сложились приятельские отношения. Будучи таврическим губернатором, Д.Б. Мертваго должен был принимать участие в управлении крымскими татарами, и здесь ему пригодился опыт, полученный в Оренбургском крае. Дело в том, что в Крыму так же существовало учреждение, возглавляемое муфтием. На эту должность обычно назначался претендент, кандидатуру которого выдвигали духовные лидеры крымских татар, но утверждение производилось в Петербурге. Д.Б. Мертваго прибыл в край после смерти бывшего муфтия. Еще при Екатерине II на эту должность был предложен кандидат, который вызвал у Д.Б. Мертваго недоверие по причине явной протурецкой ориентации. В результате Мертваго вместе с Ришелье добились выдвижения альтернативного претендента, который и был утвержден императорским указом. После неудачных войн с Наполеоном 1805-1807 годов в России началась основательная подготовка к новой неизбежной войне с Францией. В правительстве помнили Д.Б. Мертваго как самого эффективного и честного организатора снабжения российской армии, и указом Александра I Д.Б.Мертваго назначается генерал-провиантмейстером. Непосредственным начальником стал военный министр С.К. Вязьмитинов, с большой симпатией и уважением относившийся к своему подопечному. Однако уже в 1808 году Вязьмитинова сменил А.А. Аракчеев, с которым Дмитрию Борисовичу пришлось вести борьбу вплоть до своей отставки в 1810 году. Это противостояние не имело под собой какой-либо идеологической или политической подоплеки. Дмитрий Борисович отнюдь не был предтечей декабризма, и даже либералом едва ли можно его назвать. Всю свою жизнь он стремился быть честным и полезным государству. По словам современников, эти же качества в той или иной мере были присущи и А.А. Аракчееву. Корни взаимной неприязни двух высокопоставленных сановников лежали в сфере этических представлений. Д.Б. Мертваго никогда не скрывал своего презрения к натурам подлым и неблагородным. Свое представление о чести Дмитрий Борисович получил от отца незадолго до его мученической смерти от рук пугачевцев. Аракчеев же, приобретший навыки обращения с подчиненными в павловской Гатчине, привык унижать и оскорблять людей без малейшего на то основания. Впервые столкнувшись с этим, Д.Б. Мертваго незамедлительно подал рапорт об отставке. Однако к его изумлению Аракчеев «самым подлейшим образом» стал униженно просить прощения, уговаривая не подавать прошение царю. В следующий раз сам Александр I, оклеветанный Аракчеевым, пригрозил Д.Б. Мертваго военным судом за стремление уклониться от службы. Впоследствии Дмитрий Борисович писал об этом случае: «Словом, видя злость и подлость достойного презрения человека, которому покоряться было надобно, не оставалось мне более ничего, как сказать ему: «Я поеду в провиантскую экспедицию и буду в службе по-прежнему». Лишь через 7 лет после отставки в 1817 году Мертваго назначен сенатором, а в 1818 году по личному распоряжению Александра I возглавил ревизию, расследовавшую злоупотребления, допущенные администрациями Владимирской, Астраханской и Кавказской губерний. Таким образом, несмотря на наветы Аракчеева, император до конца жизни считал Д.Б. Мертваго одним из самых порядочных сановников. Интересно, что Дмитрий Борисович, будучи крайним ригористом в отношении взяток и даже подарков от посторонних людей, был лишен дворянских предубеждений в выборе сферы профессиональной деятельности. Все мемуаристы конца XVIII века писали о том, что единственным достойным видом службы для дворянина могла быть только военная карьера. Однако Д.Б. Мертваго, прослужив в гвардии один год, сознательно выбрал чиновничью стезю. Более того, оказавшись на грани разорения, всерьез подумывал о службе в качестве приказчика у уфимского винного откупщика В.А. Злобина. Этому богатейшему купцу он представил проект создания международной торгово-промышленной компании, которая должна была организовать производство на Уральских заводах изделий по английским образцам для последующей реализации на рынках Индии.
Булат АЗНАБАЕВ |